Планета, где все можно
Шрифт:
Гул неудобрения пронесся при этих словах по толпе знакомых Тима и их родственников. В Поселке не приветствовалось публичное обсуждение личной жизни посельчан и ее пикантных подробностей.
А Мария взяла Тима за руку и ответила Эсмеральде так:
– Он мой муж. И нечего!
* * *
Полупаром был очень стар и не очень исправен. В тесноте, при плохом освещении, с нехорошим чувством как бы даже и тошноты наши друзья добрались до Ла Гланды и высадились на сияющем огнями военном космодроме.
Высадившись,
– А говорят, воздух ее губит, - сказала Мария.
– Ничего он ее не губит. Может даже, еще красивее становится.
И все с ней согласились. Попробуй с Марией не согласись.
На Ла Гланде моросил дождь. Почему-то он шел на Ла Гланде постоянно то моросит, а то припустит так, что из-под крыши и не вылезешь. Космодром блестел как новенький. Пахло отрицательными ионами, очень полезными для здоровья.
Тут подошли два охранника, тоже все от дождя блестящие, хотя и с табельными зонтами.
– Здравствуйте, - сказали они. И добавили отдельно Просперу Маурисовичу, - Здравствуйте, Проспер Маурисович!
– Ну, как тут?
– осведомился Проспер Маурисович.
– Да все по-старому, Проспер Маурисович. Беспокоят нас исключительно редко.
– На занятия, небось, не слишком налегаете?
– неодобрительно спросил Проспер Маурисович.
– Не слишком, Проспер Маурисович. Здесь вы правы.
– признались охранники. И тоже с неодобрением в голосе.
– Нехорошо. Надо налегать. Мало ли что. Не беспокоят, не беспокоят, а потом возьмут и побеспокоят. А вы на занятия не налегаете. Тут-то все и начнется.
– И здесь вы правы, Проспер Маурисович!
– восхитились охранники.
– Страностей никаких не наблюдалось в последнее время?
– Да вроде бы никаких, Проспер Маурисович. Насчет странностей у нас строго. Чуть что - сразу по инстанции сообщаем. Сами же учили: "Там, где странности, там и Странник!".
– Ну да, ну да. Гм!
– Проспер Маурисович внушительно откашлялся и сделал секретное лицо.
– Как там насчет железки, о которой я вас просил?
Охранники оглянулись на Тима, тоже сделали секретные лица и сообщили доверительным голосом:
– Готова железка, Проспер Маурисович. Вроде как списали ее. Там вон, в желтом ангаре стоит. Вас дожидается.
– Ведите. А эти - со мной.
* * *
Когда Тим увидел вегикел,
– А?
– спросил он Марию.
– Видала? Вот это вегикел так вегикел.
Марии вегикел тоже понравился, но ее очень беспокоили последствия.
– Форменное идиотство, - сказала она.
– Это же надо додуматься! Ты хоть представляешь, что с тобой сделают, если узнают?
– Ничего не сделают. И ничего не узнают. Это же списанный вегикел, сама слышала. Нет, ну красавец! Это если бы я с Проспером не договорился и просто украл, тогда конечно, могли бы быть и последствия. Да и то вряд ли. Нет, ну лихой вегикел я папаньке достал!
– Кончится тем, - пророческим тоном сказала Мария, - что папаша твой этот вегикел сначала загадит, а потом спьяну где-нибудь потеряет. Помяни мое слово, вот этим вот самым все и кончится. А комконовцы найдут и скажут почему это списанный вегикел в пространстве болтается?
Широко улыбаясь, Тим сказал:
– Они скажут, что это очень странное происшествие и возьмутся Странников искать. Очень они Странников искать любят. Обо мне и не вспомнят. Даже если как следует намекнуть.
* * *
– Папа, открой, пожалуйста, дверь!
– сказал Тим.
Тиму пришлось некоторые пять минут подождать, потому что опять был вечер и опять Анатоль Максимович отличался медлительностью.
Анатоль Максимович сначала прокашлялся довольно отвратительным кашлем, а потом спросил:
– Что тебе надо, сынок?
– Я пришел поздравить тебя с твоим днем рождения и подарить тебе по этому случаю подарок. Ты открой, пап!
– Только есть у меня нет, - предупредил Анатоль Максимович.
– Это ничего. Ты, главное, открой.
Анатоль Максимович открыл, но сына внутрь не пускал - он был в тот вечер близок к состоянию озверения.
– Так что тебе надо, сынок, я не понял что-то?
Про себя Тим сокрушенно вздохнул, но наружу сокрушение свое не выпустил. Надо через это пройти, отец все-таки - примерно так подумал про себя Тим.
Он увидел, что папаша готов. Что никаких дней рождения ему больше не надо. На некоторую, очень короткую микросекунду Тиму даже стало жалко себя. Но он пересилил жалость и сказал Анатоль Максимовичу, немножко, правда, упрекающим тоном:
– Помнишь ли ты, папа, что у тебя сегодня день рождения?
Анатоль Максимович, особенно медлительный в тот день, немного подумамши, произнес своему сыну Тиму:
– Ага.
– Тогда выслушай, пожалуйста, мои поздравления и прими от меня подарок.