Планета матери моей
Шрифт:
Карьер стал самым главным промыслом района. Повсюду в селах вырастали белоснежные каменные стены…
Передо мною стояла еще одна машина без шофера. Я заглянул в кабину и увидел пришпиленную фотографию двух похожих друг на друга кудрявых мальчишек с глазами-виноградинами. Разница была лишь в том, что одного аппарат запечатлел с гримаской плача, а другой весело смеялся. Мне очень понравились малыши. С невольной завистью подумалось: кто же отец пригожих близнецов?
Водитель впрыгнул в кабину. Алы-киши! Вот уж поистине счастливый случай! Я пропел первые строки так полюбившейся ему когда-то газели.
— Валлах! Глазам своим не верю! Дорогой, это ты?
Он то хлопал меня по спине короткопалой ладонью, то тискал в медвежьих объятиях.
— Как твои дочки, Алы-киши?
— Со старшей распрощался, выдал замуж. Видишь, теперь у меня два внучонка, опора старости, радость дома.
— Да… побелел ты, дядя Алы. Одно слово: дед!
Он снял кепку, обил пыль о колено, взъерошил остатки кудрей.
— Ничего, дорогой, я еще не обеднел: еще чернеется волос в шевелюре! Внуки меня омолодили… Ну а ты обзавелся детишками?
Я покачал головой.
— Быть не может! Небось просто скрываешь, раз на свадьбу забыл позвать, негодник. Хоть учишься?
Я кивнул.
— Садись за руль, двигай. Наша очередь подходит. — И снова восторженно хлопнул ладонью о ладонь. — Пусть к добру будет наша встреча! Но как ты сюда попал? В Баку пытался про тебя разузнать. Большой город, все-таки поклялся, что отыщу. Сегодня после обеда у меня туда рейс.
— Вместе и поедем. Что повезешь?
— Отработанные моторы в капитальный ремонт. Их ждут не дождутся. Никто сложа руки сидеть не хочет. Того гляди, на другую автобазу шоферов переманят.
— Обидно ехать порожняком. Я тоже взял бы попутный груз.
— Чего лучше? Мои моторы и повезешь. Нагрузим вдвойне. Мастеров в Баку без работы не оставим.
Я взглянул на него настороженно.
— Ай, дорогой, — с укоризной отозвался он. — Неужели ты думаешь, я предлагаю тебе левую сделку? Что, я настолько изменился? Все будет по закону, с накладными. Деньги за провоз поступят на счет твоей автобазы.
— Это было бы хорошо, дядя Алы. У нас по тонно-километражу план хромает.
— Мы снова с тобой в паре, вроде родственников: троюродный муж двоюродной тетки! — Он залился смехом, закудахтал, как куропатка. Но тотчас спохватился: — Подвигайся, очередь подошла.
Мы условились встретиться на исходе дня возле транспортной конторы.
Я еще успел трижды съездить к горе Кекликли и воротился с полным грузом. Пиленый камень складывали возле фундамента. Я помогал выгружать, каждую плиту несли осторожно. Нарочно мешкал, поглядывая на окна школы, не выглянет ли Мензер-муэллиме. Руки протягивались к камню, а глаза ночевали на школьном дворе.
Дождался звонка на перемену. Дети высыпали наружу, принялись гоняться друг за другом, старшие теснились у турника. Девочки ходили обнявшись и секретничали. Но ни один учитель не показался во дворе, хотя обычно они тоже охотно выбираются из полутемного помещения на теплое осеннее солнышко.
Я спросил у Амиля:
— Это ведь большая перемена?
Прежде чем ответить, он поглядел на тени кипарисов на склонах Каракопека. Казалось, что шелковая голубизна неба над горой это купол парашюта, а кипарисы — его стропы. Наш холм сброшен прямо с небес, как драгоценный груз.
Согласно старинному преданью, здесь некогда существовал прекрасный город. Река текла молоком, а бьющие из-под земли родники звенели, словно хрусталь. Все сокровища мира украшали чудесный город. Завистливые соседи решили завладеть его богатством и стали стягивать войска. Дождем посыпались стрелы на осажденных, грозно засверкали наконечники копий. Жители поднимались все выше по склонам Каракопека и отбивались сверху камнями. Тогда враги придумали коварную ловушку. Они запрудили Дашгынчай так, чтобы вода окружила холм со всех сторон. Сорок дней и сорок ночей шло сражение. Горожане тайно вели подкоп и, переправлялись в лес. Один только глупый щенок задержался на вершине. По ночам он громко выл, и от этого воя вражескому полководцу становилось не по себе. Стрелы не доставали до щенка, он продолжал одиноко сторожить гору. Наконец враги не выдержали и отступили. Они поверили, что Черный щенок (Кара копек) не простой, а волшебный. Что он покровитель здешних мест, и победить его немыслимо.
Когда я рассказал однажды эту легенду Халлы, она задумчиво отозвалась:
— Я слышала совсем иначе. Будто название произошло от других слов: старуха-собака. Изменницу-жену зарыли в землю, и каждый, кто оставался верен своей любви, бросил по горсти песка. Так вырос холм…
Пока я мечтал, перемена окончилась. Звонок вновь созывал за парты. Амиль и старшеклассники, разгрузив камень, принялись готовить раствор для кладки.
Когда я привез пиленый камень в последний раз, школьный двор был пуст. Мне передали запечатанный конверт.
— Это вам, Замин.
— Я должен отвезти его кому-нибудь?
— Этого сказать не могу. Он от Мензер-муэллиме.
Солнце давно перемахнуло верхушку Эргюнеша, тени от деревьев стали густыми и длинными, их стрелы указывали на восток.
Я еще раз проехал мимо школы и даже посигналил, будто хочу согнать с дороги небольшую отару. Овцы с блеяньем сбились на обочину. Но ни одно лицо не показалось за закрытыми окнами.
Зато мать сразу узнала звук моего клаксона. Она выглянула из-за ворот.
— Припозднился, сынок. Устал?
— Ничего, нене. Хотелось перевезти побольше камня. Как говорится, раз испачкал руки, так уж меси глину до конца!
— Обед готов.
— Если не обидишься, я не стал бы задерживаться. Нужно попасть на автобазу до конца рабочего дня.
Мать согласно кивнула. Ей всегда было по нраву, если человек беспокоился прежде всего о работе. К воротам высыпали соседи и обе мои сестры, Шарафат и Садаф. Подорожник, который приготовила мать еще с вечера, вырос в объеме вдвое.