Планета матери моей
Шрифт:
Мать шепнула:
— Сверток побольше для директора техникума. Не позабудь.
Я переложил конверт от Мензер в нагрудный карман. Меня провожали напутствиями и добрыми пожеланиями:
— Чтобы твой приезд не стал для нас редким, как приезд хана!
— Помни о родичах! Не забывай мать!
— Позови на свадьбу! Авось деревенскими башмаками не истопчем городских полов!
— Ай, что говоришь! Разве перевелись здешние невесты, чтобы брать засидевшихся в городе?
Моя старшая сестра Шарафат тоже ввернула словцо:
— Может случиться, что невестка придет в дом прежде, чем мы об этом узнаем.
Кто-то намекнул более открыто:
— Зачем искать далеко? Не первый год его здесь ожидают…
Мать недовольно оборвала:
— Хватит пустой болтовни! Сам разберется. Сынок, у тебя нет в кармане рубля?
Просьба матери была неожиданной. Я загремел горстью мелочи, но потом спохватился и полез во внутренний карман, где хранилась заначка на непредвиденный случай.
— Столько не надо, — замахала мать руками. — Дай рублевку.
Но все-таки взяла червонец и через мою голову протянула Садаф:
— Агыз, доченька, отнеси соседке Ханпери. Не хочу быть у нее в долгу.
Мы расстались. Омытый слезами взгляд матери сопровождал меня всю дорогу. Я старался разгадать смысл ее последней просьбы. Бормоча заклинания против дурного глаза, она трижды обвела денежной бумажкой вокруг моей головы. И почему эти заговоренные деньги надо было потратить не на подарок какой-нибудь сироте (после войны у нас в селении их было достаточно), а отдать вздорной бабе, жене хитреца Шафигулы, матери толстого Гашима, который сам с наглостью предлагал мне любую сумму взаймы?
Скорее всего, она хотела… Ладно, это неважно! Молодец нене! Однажды она бросила в лицо Ханпери без всякого стеснения старую поговорку: кто привык побираться, тот и сидя на мешке с золотом станет коситься, что у другого в горсти…
Как хорошо я сделал, что поддался порыву сердца и на развилке дорог свернул к нашему селению! Вновь вдохнул живительный аромат детства, почувствовал душевную нерасторжимость с матерью и, наконец, видел Халлы, говорил с нею. Не так уж важно, чем закончился наш разговор… Да и закончился ли он вообще?! Мое сердце переполняли самые смешанные чувства: радость встречи, сожаление о прошлом, опасение новой долгой разлуки…
6
— Ты уже обогнул земной шар, племянничек?
Я пожал плечами.
— Не понял вопроса? Скажу иначе. Сколько километров намотал на колеса машины?
— Не считал.
— Зря. До нас работал где-нибудь шофером?
— Пробовал.
— За пределы Баку выезжал? Куда именно?
— В Мардакяны.
— И кто же тебя, бедолагу, толкнул в пасть к здешним акулам?!
Вот такой разговор произошел у меня на вторую неделю работы в автобазе.
Я готовился к поездке и, подняв капот, проверял мотор. Руки у меня были в масле, я пошарил вокруг глазами и пошел искать ветошь. Возвращаясь, я увидел, что под капот с головой залез крупный мужчина с висячим подбородком, похожим на складчатый воротник. У него были обнаженные руки толщиной в полбревна, а подмышки заросли пучками грубых волос, наподобие свалявшейся верблюжьей шерсти.
На шум моих шагов он проворно вынырнул из-под капота. Пухлые щеки маково пламенели, кудрявые пряди, взмокшие от пота, прилипли ко лбу. Лишь глаза смотрели с невинностью ребенка. На вид ему было где-то между тридцатью и сорока.
Вот он-то и накинулся на меня со своими странными вопросами. Затем представился:
— Афрасияб Икрамов, начальник ремонтно-механической мастерской. Я здесь тоже новенький.
Теперь, когда я узнал, кто он такой, его отзыв о собственном предприятии заставил меня задуматься: «Кто толкнул тебя в пасть к здешним акулам?»
Первое впечатление о новом месте работы у меня несколько заколебалось. Наша транспортная контора находилась в стороне от магистрали, ведущей в глубь Апшеронского полуострова. С большого тракта не видны ни гаражи, ни крыши. Автобаза в ложбине между двумя вытянутыми холмами. Местность носила название Шорлу-дере. Слив технической воды образовал маленькое озерцо, оно омывало безжизненные серые склоны холмов с редкими пятнами чахлой травки на берегу. В этом искусственном озерце не водились даже головастики, откуда же взяться акулам?
Ясные глаза Икрамова невольно располагали к себе.
— Простите, что не сказал правду сразу, — повинился я. — Имею неплохой стаж работы. Всю войну провел за баранкой.
Икрамова признание обрадовало.
— В самом деле? Отлично! Более того, великолепно! Где воевал?
— Керченский пролив прошел по понтонам. А вернулся из Европы.
— Давай условимся. Если тебе еще зададут подобный вопрос, отвечай: исколесил страну вдоль и поперек. Да еще несколько зарубежных стран прихвати для солидности.
— Зачем?
— Не торопись, племянничек. Надо.
Не очень понимая, я усмехнулся.
— Вы сделали заключение, будто я неопытный новичок, из тех, что даже не запасаются тряпкой? Видите, я привык к армейскому порядку. В военных гаражах было под рукой все что требуется.
— И здесь заведен железный порядок, — подхватил Икрамов с нескрываемой иронией. — Вот только какой? Вопрос! Тридцать лет Советской власти… Гитлера разбили… — Он бубнил не очень разборчиво. — Спасовать перед паршивой «банда-базой»? Ну нет. Прищучу, как пить дать прищучу!..
Едва вернувшись из поездки в родные места, первым я натолкнулся в гараже на Икрамова. С ним стояли еще трое: охранник и слесарь с механиком. Еще на дворе я услышал гул, похожий на гудение пчелиного улья. Слесарь с механиком возились под машиной. Икрамов, присев на корточки, указывал им на что-то и объяснял. Увидев меня, он поднялся и, слегка нахмурившись, отвел в сторону.
— Племянничек, — прогудел он негромко. — А ведь ты снова утаил от меня правду? Сознайся: ты тоже заодно с этими паршивыми акулами?