Планета откровений
Шрифт:
— Вроде они, — сказал он. — Хотя, тактильные ощущения вы тоже можете подделать, правильно?
Старейшина схватился за голову.
— Капитан!.. — начал было он, но тот прервал его.
— Да ладно вам, я шучу. Вернее, пытаюсь… Ну, миражи, как вы тут? — он склонил голову набок, рассматривая часть своего экипажа. — Всё мерещитесь?
***
— Странное ощущение, скажу я вам, — Гришин отхлебнул из кувшина. Виктор Петрович неодобрительно покосился на него.
— Ты бы не налегал на инопланетную пищу, — сказал он, — до результатов анализа, а?
— Мы эту инопланетную пищу уже полдня едим, — ответил психолог. — Но, если вам так
— Это не я говорю, это мне местный Старейшина рассказал, — развел руками капитан. — Так что за что купил, за то и продаю.
— И телепатия, и телекинез, и ещё чёрт-те-что и сбоку бантик… Как считаете, капитан, наши бонзы в Космофлоте как быстро пришлют сюда кучу переговорщиков?
— После того, как я озвучу им то, что аборигены просили их не беспокоить? — грустно усмехнулся капитан. — Думаю, что не позже чем через месяц.
Психолог покачал головой.
— Бедные аборигены, — сказал он. — Вот так сидишь себе дуб дубом, никого не трогаешь, а тут мы…
— Не забывай, пожалуйста, о том, что они всё слышат, — Виктор Петрович поднял вверх указательный палец.
— Кто? Руководство Космофлота? Или аборигены?
— И те, и другие, — вздохнул капитан. — Правда, начальство наше услышит это только спустя некоторое время, но всё равно. А вот аборигены вполне могут и передумать.
— Насчёт чего?
— Да насчёт всего! Я бы поостерёгся рассуждать о возможном будущем этой планеты, пока Герман не будет снова с нами, а мы не будем сидеть в корабле и лететь в сторону дома.
— Как скажете, капитан, — пожал плечами Гришин. — Хотя, как я понял, они всё равно слушают мысли, а не слова… А вот не думать об этом я не смогу.
— Ты же психолог!
— И что? Во-первых, я морально истощенный психолог. А во-вторых, это известный факт — когда стараешься о чём-то не думать, думаешь об этом в два раза больше. Не думать о жёлтой обезьяне, не думать о жёлтой обезьяне! — пропел он, и резко повернулся к Дмитрию. — Ну как, получается не думать о жёлтой обезьяне?
— Да пошёл ты, — пробурчал он, и это было первое, что он сказал с того момента, как они вернулись в жилой модуль. Виктор Петрович покосился на него.
— Ты как? — спросил он. Если психолог был бодр, весел, крайне возбуждён и словоохотлив, то Кржижановский, наоборот — замкнулся в себе, был мрачен и хмур.
— Нормально, — поморщился тот. — Капитан, а мне обязательно ждать здесь Германа вместе с вами? Средства передвижения у нас вроде как два…
— Хочешь улететь? — вопросительно поднял брови капитан. — Назови причину, чтобы я тебя отпустил, если у тебя действительно всё нормально, как ты говоришь.
— Да что у него нормально? — Гришин бросил разглядывать кувшин, и переключился на изучение фруктов. Трогал их осторожно, вертел в руках, потом клал обратно. — Какие, однако, вкусные на вид штуки! Может, я попробую?… — Увидев, как капитан смотрит на него, вздохнул и положил ярко-малиновый продолговатый «огурец» на место. — Да, я понял, после анализов… А вот друг наш, — и он махнул в сторону Кржижановского, — страдает оттого, что он, такой здравомыслящий и опытный, повёлся на развод какой-то инопланетной бабы, угнал катер, бродил по чужой планете в поисках непонятно чего… На корабле, видимо, запрётся в каюте и будет там страдать в одиночестве.
— Психолог, — в голосе Дмитрия было больше яду, чем в зубах у королевской кобры. — Убей себя об стену, а? Сам?
— Что? Скажи ещё, что я не прав! — хмыкнул Гришин.
— Ты лев, — огрызнулся Кржижановский, и искательно посмотрел на капитана: — Ну что, Виктор Петрович? Разрешите?
— То есть, ты хочешь сказать, что наш психолог правильно описал твою проблему?
— Я хочу сказать, что наш психолог та ещё сволочь, — скривился Дмитрий. — Но, по сути, он прав.
— Вот! — Гришин поднял вверх указательный палец, но, поймав осуждающий взгляд капитана, продолжать не стал. Виктор Петрович покачал головой.
— Ну, хорошо. Почему бы и нет? В конце концов, ты мне здесь вроде как и не нужен… Бери аварийный катер. Со Святозаром я свяжусь, но только чтобы обязательно — слышишь, обязательно! — по возвращению на корабль, прежде чем запереться в каюте, надо пройди полный медосмотр. Полный! Ты учти, я проверю.
— Что я, мальчик, что ли? — проворчал Кржижановский, встал со стула и бодро отрапортовал: — Есть пройти полный медосмотр по возвращению на корабль! Разрешите приступать?
— Ох уж это мне военное прошлое, — сказал капитан. — Вольно, солдат! Расслабься, всё уже позади.
— Я почему-то в этом так не уверен, — тихо пробормотал Гришин, глядя, как Дмитрий радостно идёт к выходу из жилого модуля. Виктор Петрович услышал, и так же тихо ответил:
— Я, к сожалению, тоже…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Германа трясло. Всё было неправильно. Всё вокруг было против него. Весь мир. А вроде как всё хорошо начиналось! Они легко позаимствовали катер, приземлились без каких-либо проблем, бодро пошли в том направлении, куда тянула Германа какая-то непреодолимая сила… И вляпались в ловушку. Причём оказалось, что отправились они на поиски Лианы фактически с голыми руками. Вот чем он думал, когда собирался в это путешествие, а? Да ничем. Он в том момент мог думать только о том, как бы побыстрее оказаться рядом с ней. Дотронуться. Поговорить. Просто ощутить её рядом. Потому как её отсутствие причиняло почти физическую боль. А сейчас у Германа не было ничего, что могло помочь ему выбраться из плена. Ни-че-го. Даже его напарники, или сообщники — непонятно, как их и назвать-то! — и те куда-то делись. Он запретил себе думать, куда. Скорее всего, их уже нет в живых…. Теперь надо было думать только о том, как выбраться отсюда, никаких лишних мыслей! Все ресурсы могучего человеческого сознания бросить на решение этой задачи! Конечно, вот так просто сидеть на травяном полу, и трястись от нервного истощения, было тоже неправильно. Но что, что Герман мог поделать? Он был один, и он был беспомощен. Но нет! Он же человек! Мужчина! Он сможет найти выход. Должен его найти! Если был вход, значит, должен быть и выход…
Герман вскочил, и начал мерить шагами небольшое пространство своей тюрьмы. От стены к стене, от стены к стене… Разноцветные цветы, словно головы змей, поворачивались вслед каждому его движению. Он с ненавистью посмотрел на них. Предатели! Вокруг одни враги…. А Лиана где-то там, ей плохо, он чувствует это!
— Выпустите меня! — закричал он, и ударил кулаками об древесную стену. Та мягко спружинила, а ближайшие к месту удара цветы начали неодобрительно раскачиваться на тонких стебельках. Герман плюнул в них, повернулся, и споткнулся о здоровенный рюкзак, оставшийся от Кржижановского.