Планета откровений
Шрифт:
Герман выстрелил в ещё одного чешуйчатого урода, и оглянулся назад. Кржижановский почти скрылся под шевелящимся ковром разных монстров, лишь периодически сверкал разряд плазменного ружья. Надо было идти вперёд, пока Дима самоотверженно отвлекает на себя внимание, пользоваться предоставленным временем. Иначе всё напрасно… Он не может этого допустить! Обязан действовать, ведь он — мужчина, а она — прекрасная хрупкая беззащитная девушка, с испугом ждущая своей ужасной участи… Проливающая слезу в робком ожидании, почти уже разуверившись в спасении… И холодный ветер треплет длинные роскошные волосы, проводя холодными пальцами по обнажённой коже… Герман с удвоенной силой замолотил прикладом, на наноэкране тревожно замигал красным цветом индикатор его физического состояния. Пульс, давление — всё было выше нормы, и обычно в этих случаях медицинский чип скафандра посылал сигнал на главный компьютер корабля, после чего, дождавшись ответа, впрыскивал транквилизаторы и прочие успокаивающие средства. Но тут связи с главным компьютером не наблюдалось, и медицинский чип решил действовать
Будь здесь Костя Гришин, и будь он в трезвом уме и твёрдой памяти, то дал бы определение состоянию двух своих коллег по побегу. Но так как Костя Гриши сейчас сидел в одиночестве в жилом модуле и страдал от невозможности присоединиться к группе спасения, то ярко выраженный агрессивный психоз остался неназванным. Но от этого не перестал таковым быть…
Зато ближайшие к Герману существа, внезапно получившие дозу транквилизаторов, удалённых из его организма, почувствовали себя довольно странно, и, недоумевая, чего это они здесь делают, вдали от своих нор и гнёзд, расползлись в разные стороны, многие вообще решили вздремнуть, вот прямо здесь — а чего такого? Пускай этот бешеный пришелец идёт своей дорогой, флаг ему в руки, как говориться. Его личное дело.
Герман, может быть, и заметил, что нападающих стало меньше, но не придал этому особого значения. Наоборот, хорошо ведь. Идти по лесу стало гораздо проще, а то он начал уже уставать от такого марафона по пересечённой местности, да ещё и с элементами страйкбола. Последний раз он так уставал… Да он и не уставал так никогда раньше! Тренировки с силовыми нагрузками были в списке его ежедневных занятий, но они были регулярными и тщательно дозированными. Одно дело потягать железо в зале минут двадцать, потом в спокойном режиме перейти на беговую дорожку, и совсем другое — в инопланетном лесу, в скафандре, отбиваясь от всевозможных существ, желающих непременно попробовать тебя на вкус… Сразу начинаешь замечать разницу. Прямо вот сразу. Скафандр не успевал справляться с льющимся в три ручья потом, вдобавок Герман ещё и прикусил себе язык, чересчур сильно сжав зубы в какой-то момент, и теперь во рту отчетливо ощущался металлический привкус крови. Медицинский чип скафандра израсходовал уже все свои запасы транквилизаторов, и теперь в недоумении мигал всеми тревожными лампочками — беспокоился о своём хозяине. Хозяину это мигание немного мешало, но, по большому счёту, было совершенно наплевать, о чём там этот умный контур пытается его предупредить. Не до того было как-то. Мигает — ну и чёрт с ним. Герман бы вообще снял этот проклятый шлем, но пару раз ему прилетело именно в голову, и, в каком бы состоянии он ни находился, немного здравого смысла в нём ещё сохранилось. Скафандр сейчас был почти такой же важной вещью, как и плазменное ружье, даже ещё важнее — когда закончатся заряды, от агрессивной окружающей среды его будут защищать только несколько миллиметров прочнейшей ткани.
Пока же заряды ещё не кончились, а кончились нападающие. Герман немного сбавил ход, жадно присосался к водяной трубке, сделал несколько глотков, закашлялся и остановился вообще. Может, подождать Дмитрия? Хотя, если бы тот мог, то уже догнал бы его… Нет, нельзя долго задерживаться, надо идти вперёд. Впереди Лиана, впереди цель. Впереди то, ради чего он сбежал с корабля на чужой планете, угнал катер, потом сбежал из местной тюрьмы… Он прислушался — кто-то крупный, судя по звуку, ломился в его сторону сквозь заросли. Стоять на одном месте было плохой идеей, и Герман пошёл дальше, насторожённо глядя по сторонам.
***
Челнок плавно поднялся с поляны, втянул посадочные ноги и устремился прочь. Старейшина посмотрел ему вслед и вздохнул. Для его народа обман был чем-то из рук вон выходящим, неприемлемым — и лишь в очень редких случаях хоть немного, да оправдывал себя. Немного утешал тот факт, что обманывать пришлось не кого-то из своих — да и не удался бы никогда такой обман. Когда слышишь все мысли и чувства собеседника, о каком обмане может идти речь? А капитан… Капитан пусть погуляет по лесам, полюбуется красотами природы, это ему сейчас полезно, всё-таки последний шанс походить по другой планете. Старейшина не очень хорошо разобрался в чужой терминологии, но понял главное — для капитана это был последний полёт, а дальше ему предстоит перестать заниматься любимым делом, и осесть на одном месте, всё своё время и внимание отдавая своей семье. Вот пусть и отдохнёт напоследок. Ибо то, что может произойти в том месте, куда он так рвётся, может закончиться плачевно, возможен даже летальный исход…. И вот зачем ему это надо? Те двое, они пусть — они уже отработанный материал. После того как Лиана вывернула наизнанку их мозги, а в случае с Германом ещё и весь его организм перестроила для своих нужд, их личности безвозвратно потеряны. И, значит, необходимости в их безопасности нет. Капитан же совсем другое дело. Во-первых, личность его чиста и его аура ярко сияет на всех уровнях. А во-вторых, он необходим для того, чтобы донести до «руководства» — как понял Старейшина, это что-то вроде вожаков, которые как раз и отправили корабль сюда — донести до них мысль о том, что здесь расе людей ничего не светит, никакого контакта, никакой колонизации, никаких сторонних наблюдений…
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
В самой непролазной чаще самого дремучего леса на планете, которую аборигены называют просто «Дом», на небольшой, окружённой могучими, возносящимися вверх на несколько километров, деревьями, расположен небольшой домик. И это единственное рукотворное строение здесь. Ну, по крайней мере, он выглядит так, как будто он рукотворный. Стены, сложенные из неошкуренных брёвен, крыша, покрытая слоем дерна и мха. Этакая охотничья избушка. Конечно, это если бы на планете были охотники… Но их на планете нет. Совсем. И не было никогда. И сама избушка пустует почти всё время, лишь изредка у неё появляется жилец. Или пленник, но это уже как посмотреть.
Сейчас домик не пустовал, внутри него была девушка. Если бы тут был Герман, он сразу бы её узнал, но Германа тут тоже сейчас нет. А есть только Лиана, и маленький домик. Да, надо ещё отдельно отметить тот факт, что у домика нет ни окон, ни дверей.
Девушка злобно обвела избушку взглядом, резко встряхнула головой, отбрасывая назад длинные волосы, и, не глядя, вытянула руку. Подождала немного, потом скривилась вся, словно от боли.
— Ууу, будь они все прокляты! — выругалась она, поднялась легким, быстрым движением, и прошла в ту часть дома, где располагалось некое подобие стола, ранее скорее всего бывшее просто пнём. Взяла с этого импровизированного стола кувшин и жадно припала к нему, пока не осушила до дна. После чего швырнула его об стену. Но кувшин не разбился, а, прикоснувшись к покрытому корой дереву, словно бы растворился в нём. Лиана снова тряхнула головой. В этом месте все её способности были заблокированы — управление ДНК, телекинез, и прочие вещи, которым в человеческом языке и названия-то не было. И у них не было, они всегда прозревали саму суть вещей, зачем им какие-то названия? Тем более, человеческие. Ведь они не были людьми…
Она была здесь совсем одна. Ни один из её народа — хотя она уже не считала этот народ своим — не решился бы сейчас приблизиться к этому домику даже на километр. Потому как тогда заблокировались бы и их умения, а возможно, что и исчезли бы навсегда, а кому это понравится? Тем более добровольно? У Лианы же не было никакого выбора, добровольностью тут и не пахло. А пахло убийством. Уничтожением. Развоплощением… Она стиснула зубы и кулаки в бессильной злобе. Пнула мох, служащий полом, но это не особо помогло — мох спружинил, приняв на себя удар, и сразу же восстановил свою прежнюю форму.
— Ненавижу! — Лиана закрыла лицо руками, и, сев на корточки, начала раскачиваться из стороны в сторону. — Не-на-ви-жу! Уроды! Сволочи! Как же я вас ненавижу!
Через несколько дней должны были начаться необратимые изменения. Плоть начнёт ссыхаться, трескаться, пока, наконец, не станет хрупкой и ломкой и не рассыплется прахом, который впитается в мох, в стены, в самую суть этого страшного места. Сколько же здесь умерло таких, как она…. Стерлись воспоминания, забылись сокровенные мечты. И всё только потому, что они не хотели становиться деревьями, терять годы на растительное существование, служить домом миллионам букашек и сотням птиц. Чем, чем плохо существование в этом теле? Почему надо отказываться от ощущений прикосновения чужой плоти к своей, от ощущения этой плоти внутри, от танца на заре и медитаций на закате, от вкуса и запаха окружающего тебя мира…. Почему? Почему это считается недостойным, чем-то неправильным, как будто это болезнь, и все вокруг боятся ею заразиться? Чушь это всё, что это генетический сбой! Наоборот, это эволюция, это правильный путь, что бы там не думали совершившие уже сотни и сотни реинкарнаций старики! Их сущности потеряли гибкость, и закостенели в своих заблуждениях. Прославляют оборотничество, как единственное правильное существование! Да пускай! Кто им мешает? Становитесь деревьями в своё удовольствие, сколько хотите! Но не стойте на пути у нового поколения, не мешайте развиваться, меняться, стремиться к чему-то новому и доселе неведомому! Да, пусть таких как она — единицы. Но это совсем не значит, что это тупиковая ветвь развития! Кто сказал, что личность становиться агрессивной, неуправляемой и изменяется на физическом уровне? Да причем ужасно изменяется… Где доказательства? Почему вот так сразу — уничтожить? Она же просто хочет жить, пусть и не так, как остальные, но хочет!
Лиана поняла, что плачет, и со злостью вцепилась руками в многострадальный мох. Рванула, кусок мха остался у неё в руках, и она, потеряв равновесие, шлёпнулась на спину. И осталась так лежать, бездумно глядя в потолок, на фосфоресцирующие грибы. Где же Герман? Неужели всё напрасно? Все её старания, вся эта тонкая работа над его сознанием и телом? И ведь он не один, ему должны были помогать другие, в мысли которых она вложила столько желания, что, казалось, их головы просто не выдержат? Где они все? Почему никто не приходит?