Планета Шекспира

Саймак Клиффорд Дональд

— На мне минералогический трансмог, — ответил робот. — Я вставил трансмог инженера и осталось место еще для одного, вот я и поставил минералогический…

— Минералогический трансмог! На кой черт тебе минералогический трансмог?

— Каждому из нас, — с достоинством отвечал Никодимус, — позволили взять один трансмог для хобби. Ради нашего личного удовольствия. Были марочные трансмоги и шахматные, и множество других, но я решил, что трансмог собирателя камней…

Хортон ткнул пальцем в изумруды.

— Говоришь, здесь есть и еще?

— Подозреваю, — сообщил Никодимус, — что нам повезло. Изумрудные копи.

— Как

повезло? О чем ты говоришь? — возроптал Плотоядец.

— Он прав, — подтвердил Хортон. — Весь этот холм может оказаться залежью изумрудов.

— Эти славные камешки чего-то стоят?

— У моего народа — стоят очень много.

— Никогда не слыхал ничего подобного, — заявил Плотоядец. — По мне, это выглядит безумием. — Он сделал презрительный жест в сторону изумрудов. — Всего лишь хорошенькие камешки, приятные для глаз. Но что с ними делать? — Он не торопясь встал. — Идем дальше, — заявил он.

— Отлично, идем, — согласился Хортон. Он протянул изумруды Никодимусу.

— Но мы должны осмотреться…

— Попозже, — сказал Хортон. — Они никуда отсюда не денутся.

— Нам нужно произвести обследование, чтобы Земля…

— Земля более не берет в расчет никого из нас, — ответил Хортон. — Вы с Кораблем полностью это прояснили. Что бы ни случилось, чего бы ни нашли, Корабль не вернется.

— Вы говорите так, что я не могу воспринять, — пожаловался Плотоядец.

— Прости, — извинился Хортон. — Это небольшая личная шутка. Не стоит объяснять.

Они спустились по холму и пересекли еще одну долину, потом вновь поднялись на холм. На сей раз остановок на отдых не было. Солнце поднялось повыше и развеяло часть лесной угрюмости. День теплел.

Плотоядец продвигался вперед неуклюжим, но целеустремленным шагом, который, казалось, вовсе его не затруднял; Хортон пыхтел следом, а Никодимус плелся в хвосте. Глядя на их спутника, Хортон попытался составить представление о том, что за существо Плотоядец. Он, конечно, лопух — в этом сомнения никакого — но злой, способный на убийство лопух, который может стать опасен. Он казался довольно дружелюбным с его непрерывной болтовней о старом друге Шекспире, но за ним следует наблюдать. Пока что он не выказывал никаких признаков, кроме простодушно-доброго настроения. Не подлежало сомнению, что пристрастие, питаемое им к этому человеку — Шекспиру — могло быть только подлинным, хотя Хортона и глодал еще вопрос о его словах насчет съедения Шекспира. Непонимание Плотоядцем ценности изумрудов было забавным. Казалось невозможным, чтобы какая-нибудь культура не осознала ценности драгоценных камней, если то не была культура, лишенная концепции украшения.

С последнего холма, на который они взобрались, спуск вел не в долину, а в чашеобразное углубление, окаймленное холмами. Плотоядец остановился так внезапно, что Хортон, идущий следом, натолкнулся на него.

— Вот он и есть, — произнес Плотоядец, указывая рукой. — Вы можете увидеть его отсюда. Мы почти на нем.

Хортон посмотрел туда, куда он указывал. Он не видел ничего, кроме леса.

— Вот это белое? — спросил Никодимус.

— Оно, — с удовольствием подтвердил Плотоядец. — Это оно, его белизна. Я поддерживаю ее в виде чистом и белом, соскабливая растения, что пытаются возрасти на ней, и вытирая пыль. Шекспир называл ее греческой. Можете ли вы мне сказать, сэр

или робот, что означает — греческий? Я осведомлялся у Шекспира, но он только смеялся, тряс головой и рассказывал, что это чересчур длинная история. Я временами думал, что он и сам не знал. Просто пользовался словом, которое слышал.

— Слово «греческий» происходит от человеческого народа, называемого греками, — ответил Хортон. — Они достигли величия много сот лет назад. Здания, возведенные так, как они их некогда возводили, называют построенными в греческом стиле. Это очень общий смысл. В греческой архитектуре много разных элементов.

— Построено попросту, — сказал Плотоядец. — Стены, дверь да крыша. Только и всего. Однако ж, хорошее обиталище для жилья. Крепкое против дождя и ветра. Вы все не видите его?

Хортон покачал головой.

— Скоро увидите, — пообещал Плотоядец. — Мы будем там очень скоро.

Они спустились по склону, и у подножия его Плотоядец снова остановился. Он указал на тропу.

— Вот сюда — домой, — сказал он. — Туда — всего шаг-другой — к ручью. Хотите добрый глоток воды?

— Я не прочь, — согласился Хортон. — Прогулочка была выматывающая. Не слишком-то далеко, зато все вверх да вниз.

Ручей изливался из склона холма в окаймленный скалами бассейн; из бассейна вода лилась крошечным журчащим ручьем.

— Вы пойдете первым, — сказал Плотоядец. — Вы мой гость. Шекспир говорил, что гости все делают первыми. Я был гостем Шекспира. Он попал сюда раньше меня.

Хортон встал на колени и оперся на руки, опустив голову, чтобы напиться. Вода была такой холодной, что словно обожгла горло. Сев, он остался на корточках, пока Плотоядец встал на четвереньки, опустил голову и пил — не по-настоящему, а лакал воду, как кот.

Сидя на корточках, Хортон впервые как следует увидел и оценил мрачную красоту леса. Деревья были толстые и даже при солнечном свете темные. Хотя деревья и не были хвойными, лес напомнил ему мрачный сосновый бор в земных северных странах. Вокруг ручья росли, протягиваясь вверх по склону холма, на котором они стояли, заросли кустов, футов трех в высоту, все кроваво-красного цвета. Он не мог припомнить, чтобы видел где-нибудь хоть один цветок или бутон, и сделал заметку в уме, чтобы спросить об этом попозже.

На полпути назад по тропе Хортон, наконец, увидел строение, которое пытался показать ему Плотоядец. Оно стояло на возвышении посреди небольшой поляны. Выглядело оно действительно по-гречески, хотя и не имело признаков архитектуры греческого или любого другого типа. Небольшое и выстроенное из белого камня, очертания простые и строгие, но отчего-то казалось, что выглядит оно, как коробка. Не было портика, не было вообще никаких излишеств — просто четыре стены, дверь без украшений и не очень высокая двухскатная крыша с маленьким коньком.

— Шекспир жил здесь, — когда я пришел, — сказал Плотоядец. — Я поселился с ним. Мы хорошо проводили здесь время. Планета эта — сущее охвостье, но счастье приходит изнутри.

Они пересекли поляну и поднялись к зданию, шагая все трое рядом. Когда оставалось всего несколько футов, Хортон посмотрел вверх и увидел нечто, ускользнувшее от него ранее — его выбеленная поверхность терялась на белизне камня. Хортон в ужасе остановился. Над дверью был прикреплен человеческий череп, ухмылявшийся им сверху.