Планета свиней 2
Шрифт:
Чёрный мурлыкал, тёрся носом о щёки друга. Его глаза слезились, как у захворавшего Рамзеса. Шмаль светился от счастья, переступая лапками, непроизвольно выпуская когти. Шмаль радовался, пока не заметил гниющую рану на правой скуле.
– Абраша, зелёнку!.. бегом! – зашипел чёрный кот.
– Я сейчас, я сейчас! – рванул к аптечке хозяин кабака.
Схватив пузырёк и ватные палочки, Абрамяу на ходу откупорил крышечку и собственнолапно стал обрабатывать рваную болячку.
Рыжий опустил взгляд: что воля, что не воля.
Шмаль перестал мурлыкать. Теперь он разглядывал Гомвуля, который, не
Оксана Марихуана хлопала ресничками, впервые видя элегантного хищника. Обычный волк, это антропоморф безвкусный. Одежда для него дело десятое, если не последнее. Главное для волка – стая. Главное, выследить. Все способы хороши, чтобы загнать жертву в засаду; а этот волк другой. От него пахло дорогим одеколоном; пахло чем-то среднем между ароматом летних цветов, свежестью дождевой прохлады и тонко-нарезанной копчёной колбаской.
Гомвуль присел на освободившееся Германом место. За креслом стоял Шульц, словно охрана вожака. Морда у старого покрыта сединой, но клыки Шульц ещё не сточил.
Чёрный остался стоять возле рыжего друга. Абрамяу обрабатывал рану, молчаливого Барса. Герман и Жюль пристроили у кресла, где сидела их новая знакомая. Все чего-то ждали. Все ждали, что скажет молодой, полный здоровья волк.
– Я выполнил обязательства, взятые на себя, – негромко произнёс Гомвуль. – Решение суда – лишь формальность: иллюзия наказания, которое никогда не случится. Это значит, что ваш рыжий друг останется жить. Расстрел, электрический стул и пытки, всё прошлом. Я сдержал слово. Но…
Теперь все косились на Шмаля. Чёрный закурил сигарету. Он жевал фильтр, словно в нём спрятана подсказка, чтобы ответить на подозрительно-опасное «но».
– Гомвуль, хорош нам про какую-то иллюзию базякать. Тоже мне, златоуст, – Шмаль выплюнул сигарету, вероятно, уже раскусив капсулу с подсказкой. – Что значит твоё «но», Гомвуль?
Волк поднял взгляд, осмотрев каждого в центре зала, остановившись на кошке шоколадного цвета.
– «Но» означает обмен. А обмен подразумевает – жизнь. Заметьте, господа бандиты, я не гарантировал стабильность, я гарантировал жизнь.
– Ты чего вообще говоришь? – нахмурился чёрный. – Жизнь, не жизнь – ты книжек начитал, что ли, сталевар мохнатый? Ещё Шульца с собой притащил и про обмен какой-то нам напеваешь. Говори прямо, что решил с Барсом?
Гомвуль покачал головой, словно говорил с детьми малыми, которые не понимаю простых слов.
– Обмен, Шмаль, это обмен. Это значит, что разоблачённый шпион Страны Москвы возвращается к своим командирам. Это значит, что за рыжего платит цену Москва и он, то есть наш рыжий герой, покинет Якутск. Но!.. и снова но! Когда Барса обменяют, а его непременно обменяют!.. вернуться в Сибирь он не сможет никогда. Рыжего агента, а он у нас жуткой важности агент… депортируют к тем, кто вербовал его, вместе с однолапым Маратом – дай их счастья не прочувствовать препарат «Вар-250».
Пока волк изъяснялся, Абрамяу всё время дёргал пальцем перед собственным носом, словно совершал арифметические расчёты, передвигая костяшки на русских счётах. Хозяин кабака управлял не только самим кабаком, у него были и другие бизнес-проекты. Абрамяу слыл удачливым и сообразительным управленцем, потому и решил вмешать.
– Так!.. я попрошу всех соблюдать спокойствие. В первую очередь это касается моего друга Шмаля. Я бы сказал конкретнее: моего самого лучшего друга Шмаля.
Абрамяу хотел быть предельно точным в определениях. Назвать Шмаля другом, этого недостаточно. Всегда нужно делать поправки на ветер, на настроение фондового рынка и на горячность кошачьего авторитета.
– Если есть такая возможность, с позволения моего лучшего друга Шмаля, я бы хотел уточнить, – продолжил Абрамяу.
Шмаль не возражал. Гомвуль тоже.
– Как я понял из ваших слов, товарищ полицейский, агента Барса обменяют на агента Страны Сибирь, обезвреженного, где-нибудь западнее Уральских гор. Но обменяв, вы, Гомвуль, не даёте права Барсу, то есть запрещаете, проживать в Якутске – и в других городах нашей любимой Сибири?
Абрамяу говорил, не веря своему счастью. И Барс живёхонек, и одним прожорливым ртом в кабаке меньше. Вот это удача!
– Не совсем так, лучший друг бо-осса, – снова заговорил Гомвуль, акцентируя антипатию на падающей сверху «о», свистящими «с» и присоединившейся к ним букве «а», сравнимой с укусом осы.
– Объяснитесь, товарищ! – звонко продлив букву «щ», потребовал Абрамяу заметно смутившись своему промаху, потому что хотелось избавиться хотя бы от одного прихлебателя.
– После обмена Барс не сможет жить в Якутске, в том вы совершенно правы; но рыжего не меняют на сибирского шпиона, речь о другом. Барса меняют на колбасу. Если выразиться ещё точнее, имеется в наличии вагон отборной колбасы, доставленный по железной дороге из Москвы, который передадут сибирякам, а взамен получат двух гибридных граждан. Понимаете теперь, какую выгодную сделку провернул я, вместе со своим самым лучшим другом, Стасом Зубовым?
Шмаль вертелся, выискивая виноватого в этом непонятном, запутанном деле. А затем… а затем он выпустил когти!
– Ты чего Гомвуль, совсем рехнулся? – зашипел чёрный. – Моего друга на колбасу меняешь? Что это за торг такой? Как можно живого кота на колбасу обменять? Это кому такое в голову только пришло?
Волк пожал плечам, встав с кресла. Он снял со спинки пальто, набросил его на плечи, перекинулся взглядом с Шульцем и сказал:
– Я забираю рыжего с собой. Рано утром мы переправим московских агентов на точку обмена. Прощайтесь, господа. Я закончил.
Барс даже не успел покурить. Он так и стоял наскоро перепачканный зелёнкой и раздавленный необходимостью соблюдать чьи-то строгие правила. Рыжий всегда был сам по себе. Рос одиночкой. Первые делишки провернул самостоятельно. Потом познакомился со Шмалем. Чёрный умел дружить, но шпионские игры Барс всё-таки хранил втайне. Теперь его разлучают с другом. Его меняют на колбасу, на целый вагон колбасы, хотя ещё вчера перед сном рыжий молился, чтобы его убили быстро и безболезненно. Барс не мог сделать выбор между: ему безумно везёт по жизни или он перманентный бедолага, или законченный неудачник, которого никогда не спрашивают, а лишь пинают под зад сапогами и смеются над ним.