Планета–тайга: Я живу в заонежской тайге. В медвежьем краю
Шрифт:
И мне тоже очень хочется помочь тем, кто снова придет на берега наших озер. Вот почему я и вспомнил своих друзей, свои тропы, свой опыт, свои неудачи и победы. Я учился у леса, и эту науку мне очень хочется сохранить. Я понимаю, что небольшого повествования явно не хватит для того, чтобы отразить все то лучшее, что было в лесу, поэтому я считаю свое повествование всего–навсего одной–единственной робкой тропкой, которую доверили мне мои друзья.
Я благодарен им и не меньше буду благодарен тем людям, для которых мой рассказ станет большим, чем экзотическое повествование о некой лесной жизни, которую
Лесные поселения, лесные тропы, лесные нравы и законы создавались не для того, чтобы сегодня баловать кого-то своей внешней первобытностью. «Первобытность» можно создать самому, неумело обстругав тупым кухонным ножом ножку от старого стула и назвав это «творение» то ли исконно русским топорищем, то ли мешалкой для кислого ржаного теста…
Талантливый ум, глубокая душа, отзывчивое и в то же время строгое сердце моих друзей — охотников, рыбаков, пастухов, воинов — не требуют какой-то рекламы или рецензии. Сегодня, расставшись с лесом, эти люди уже заставили уважать себя там, где началась их новая жизнь. Вот почему я очень прошу всех, кто возьмет в руки эту книгу, забыть о той узкопотребительской мерке, с которой мы подчас раскрываем произведение, посвященное приключениям, путешествиям или рассказам о природе.
Мне осталось напомнить, что книга писалась в 1967— 1968 годах. В это время я сам еще задавал себе вопросы, которые задают люди, краем глаза увидевшие брошенные лесные поселения. Эти вопросы остались и в тексте, я не хотел их разыскивать и снимать, иначе повествование потеряло бы рамки того времени, когда я сам безвыездно жил в лесу. И я очень верю, что именно в таком виде мое повествование поможет многим прийти от вопросов к правильным ответам.
Мне думается: именно в этом виде мой труд напомнит и тем людям, которые начнут забывать о жизни в лесу, как когда-то на берегах лесных озер стояли далекие деревушки…
С уважением к своим читателям
Анатолий Онегов
Это авторское вступление к книге было написано мною почти 30 лет тому назад. Сейчас, в самом конце XX века, я хотел было что-то изменить в сказанном ранее. Я хотел рассказать о том, как много всего пережил наш русский Север с тех пор, как вместе с этой светлой и доброй землей переживал ее судьбу и автор, для которого заонежская тайга стала второй Родиной. Но я не сделал этого — я оставил все сказанное ранее нетронутым, ибо считаю, что все сказанное искренне не нуждается ни в какой позднейшей редакции.
Да, я был последним жителем, многих северных лесных поселений, последним рыбаком на многих таежных озерах и последним охотником в моей заонежской тайге… Мою тайгу погубили прожорливые мотопилы и не разбирающие никаких дорог трелевочные трактора. А следом за тайгой–лесом перестали существовать в своем прежнем качестве и многие бывшие таежные чудо–озера.
Увы, прошлое не вернешь. Но память о нем должна жить, чтобы сумели мы сохранить еще не ушедший от нас до конца северный таежный край, который по–прежнему живет мечтой о более счастливой доле.
Ноябрь 2000 года
А. Онегов
Глава первая
ОКАНЧИВАЛОСЬ ЛЕТО…
Оканчивалось лето, короткое светлое лето Севера. Оканчивалась моя работа на Долгом озере. От озера я ждал большего. В душную грозовую жару рыба ловилась плохо. Она ненадолго выходила из глубин и с первым ворчанием хрома скатывалась обратно. Искать рыбу на глубине было трудно, и нередко мне приходилось знать пустые, неудачные дни. Пустые дни ломали планы промысла, и к концу лета я стал чаще задумываться, где и как можно будет наверстать упущенное…
Долгое озеро старики называли летним озером. В озере были лещ, язь, плотва, щука, окунь, но все это было лишь в теплые светлые дни, когда по берегам шумел высокий тростник, а на лудах ярко светились огни белых лилий. Правда, осенью на эти луды нет–нет да и вырывались быстрые стаи тяжелых окуней, но окуни появлялись лишь иногда, и это «иногда» не могло устроить человека, для которого ловить рыбу было каждодневной работой.
Рядом были другие озера. Я хорошо знал их, любил плавать по лесным ручьям из одного озера в другое и по дороге вспоминать рассказ о том, как по этим озерам из Балтийского моря в Белое однажды прошел лещ… Названия озер звучали просто, не оставляя после себя особых вопросов: Окштомское, Долгое, Верхнее, Елемское… И только одно название — Тимково озеро — осталось пока не разгаданным мной.
Долгое действительно было долгим и больше походило на глубокую, тихую реку. Из Долгого озера кривой, заваленный лесом Долгий ручей хотя и не скоро, но всегда приводил лодку в Окштомское озеро. Окштомское получило свое название от реки Окштомки, что вытекала из озера не очень глубокой водой. Если пробиться через завалы и переборы, то лодка обязательно попадет из Окштомки в другие полноводные реки, в другие большие озера и наконец увидит волны Балтийского моря… По речке Окштомке и заходили в тайгу косяки леща. Упрямые, сильные рыбы поднимались в Окштомское озеро, по Долгому ручью попадали в Долгое озеро и даже добирались до Тимкова и Верхнего…
Верхнее было самым высоким среди лесных озер, но не последним. По ту сторону водораздела в глубокой низине, уйте, лежало еще одно, немалое Елемское озеро… Елемское озеро, как и Окштомское, уходило из тайги неглубокой речкой, но эта речка несла свои воды уже к другому, Белому морю… Пожалуй, ловкие на выдумку и быстрые на дело лесные старики не собирались открывать путь лещу с' запада на север, они рассуждали проще: в Верхнем есть хорошая, вкусная рыба, а в Елемском леща нет; а что, если поднять в Елемском озере воду и прокопать из него в Верхнее небольшой канал?
Я слышал этот рассказ в самых разных вариантах. Одни связывают историю леща, который прошел из Верхнего озера в Елемское и по реке Елемце отправился богато заселять последующие водоемы, с именами неугомонных стариков; другие появление хиленького канальчика и тщедушной плотины объясняли требованием лесосплава, который когда-то шел по этим озерам. Но так или иначе «Великий путь» с запада на север через заонежскую тайгу был открыт намного раньше, чем Беломорско–Балтийский канал.
К сожалению, путь оказался обходным и слишком мелким для приличных судов. Канал давно зарос, буреломы давно загородили лесные ручьи и речки страшными завалами, и теперь только карта могла рассказать о том, какие страны встретил бы незадачливый капитан, рискнувший пробиться с берегов Невы в Белое море через лес…