Планеты

Сугарова Светлана

– Вы думаете, что меня протолкнул отец на эти курсы? – Грозно сверкнула глазами Дели. – Думаете, что сама империта Филадельфия не в состоянии даже найти у лазера пусковую кнопку, а энергохлыст у меня на поясе только для вида?

– Ничего такого я не говорил, империта. Я, бедный трайд Марион, верю каждому вашему слову и придушу любого, кто в них усомнится.

– Тогда начните с себя, трайд. Вы все время насмехаетесь надо мной и моими словами, перечите мне во всем, грубите и выказываете всяческое неуважение. Вы обливаете меня грязью, никогда со мной не считаетесь, обращаетесь со мной, как с пустым

местом, все время провоцируете ссоры. Вы не даете мне и шагу ступить самостоятельно, все время командуете мной и вообще… вообще, вы ненавидите меня!

– Судя по вашим словам, я какой-то жуткий монстр, лишенный всех человеческих чувств, – с веселым огоньком в глазах произнес Марион. – Не переживайте так сильно, империта, на службе я таким образом обращаюсь со всеми. Это профессиональное.

– Я вам не все, трайд! Я – империта, а не служака, которыми вы привыкли командовать.

Марион сказал жестко:

– Раз уж вы пошли с нами, то вам придется терпеть мое общество и мое командование, хотите вы этого или нет. Я прямолинейный человек, поэтому говорю, что думаю. Я понимаю, что вы привыкли к роскоши, комфорту, заботе и вниманию, а вас окружают лишь грубые бесчувственные офицеры, и неудобства на каждом шагу. Но вы должны были осознавать, что Камарлен – далеко не Деллафия, а офицеры – не ласковые няньки. Мы проявляем заботу лишь тогда, когда, очертя голову, бросаемся к вам на помощь и подставляем свои тела под удары, но в ответ требуем уважения и подчинения.

– Вы надеялись этой красивой речью загладить свою вину?

– Я не вижу за собой никакой вины, империта.

– А вы наглец, трайд! – Удивилась та.

– Как вам угодно.

– Может, вы прекратите свои пререкания? – вмешался Джанулория. – Вы так кричите, что я ничего не слышу, а нам нужно соблюдать осторожность.

– Первым буду дежурить я, – Марион поближе подсел к костру. – Все равно не смогу заснуть. После меня – Тасури.

– Может, лучше мы с Джанулорией вдвоем подежурим, а вы отдыхайте, – предложил констат.

– Не желаю ничего слушать! Перестаньте делать из меня инвалида! – настроение Мариона было испорчено разговором с империтой. – Я разбужу тебя, Тасури. Спокойной ночи.

Поворчав, офицеры улеглись. Дели тоже затихла, свернувшись калачиком, но уснуть не могла.

Ночь была тихая, беззвучная и лунная. Камни отбрасывали иссиня-черные длинные тени, похожие на молчаливые фигуры, что неподвижно затаились в засаде. Плясали отблески костра, и огоньки искр то и дело взмывали в темное небо с бесшумным треском. Фигура трайда, залитая красным заревом, казалась одинокой и маленькой. Он сидел неподвижно, наблюдая за языками огня, и создавалось впечатление, что вся ночь вдруг замерла, застыла, как кадр пленки, и только один костер не поддавался чарам мрака и продолжал странный чарующий танец, который усыплял, усыплял…

–

– Империта!

Она с трудом открыла глаза: над ней нависла лохматая грива энод-арона.

– Что еще? – Сонно спросила Дели, не понимая, зачем ее будят в такую рань.

– Пора в путь!

– Уже? – кое-как проснувшись, широко зевнула. – Что за спешка? Еще даже солнца нет.

– Если хотите, можете оставаться здесь, – раздался голос трайда.

Империта

зло посмотрела в его сторону.

– Вы, как всегда, очень любезны.

Тот не ответил. Вид его был уставшим, а глаза – покрасневшими от бессонной ночи.

Наскоро позавтракав, пустились в дорогу. Марион с ходу пустил своего харуба в бешеный галоп так, что остальные еле поспевали за ним. Ветер бил в лицо с такой силой, что можно было задохнуться, а от бесконечного мелькания травы, рябило в глазах.

В таком темпе они неслись полдня. Уже давно сияло солнце где-то над головой, словно раскаленный шар, а от бесконечной тряски ныло все тело, и не было видно конца этому пути. Огромная равнина Ларгат осталась давно позади, теперь начали встречаться одинокие деревья и низкорослые кустарники. Местность из ровного стола превратилась в морщинистое одеяло, покрылась глубокими и мелкими впадинами, то уходила вниз, то поднималась вверх, затрудняя движение. Несколько раз попадались небольшие быстрые ручьи, петляющие по оврагам в пушистых объятьях разлапистых кустов.

Дели невероятно устала, ее измучило палящее солнце, тряска, напряжение мышц, от света болели глаза, хотелось есть и пить. Понемногу она начала отставать, ей овладела апатия и безразличие. Джанулория что-то крикнул Мариону, и офицеры, круто развернувшись, подъехали к девушке.

– Что случилось? – Раздраженно спросил трайд.

– Я не могу больше, – всхлипнула Дели. – Сколько можно трястись по этим колдобинам? У меня уже все болит, я вся обгорела на солнце, я хочу есть и пить, хочу отдохнуть, в конце концов! Пока мы не сделаем привал, я не сдвинусь с места!

Мариону захотелось влепить ей звонкую пощечину или хорошенько оттаскать за уши, но он сдержался.

– Мы не прошли и половины пути, а вы уже распустили нюни, империта? По-моему, я предупреждал вас, что будет трудно, поэтому прекратите нытье и продолжайте следовать за нами!

– Но я так устала, что свалюсь на землю прямо из седла!

– Привал будет с наступлением темноты, поэтому выбирайте: или продолжаете путь или мы едем без вас!

– Вы не посмеете бросить меня здесь, трайд!

– Может, устроим привал на несколько минут? – негромко спросил Джанулория. – Империта, действительно, устала.

– Я знаю, – ответил тот. – Просто хочу преподать ей урок. Поехали!

Харубы офицеров рванули с места.

Дели растеряно смотрела им вслед несколько минут, а потом на нее накатила волна ужаса. Они бросили ее! Она осталась одна среди чуждой, неизвестной планеты и никого нет рядом! Не помня себя от страха, забыв и голод, и усталость, и жару, со всех сил хлестнула харуба и помчалась в погоню за офицерами. Они были уже далеко впереди, но империта, нещадно погоняя своего скакуна, все же настигла их.

«Даже не обернутся, – думала она. – А, если бы я осталась там, они бы так и бросили меня одну».

Всю остальную дорогу Дели упорно молчала, смертельно оскорбившись, хотя почти падала от жуткой усталости и голода, но, сжав зубы, упрямо решила продержаться до конца дня назло всем. А офицеры неслись, как заведенные, словно им ни жара, ни пустой желудок, ни целый день в седле нипочем.

«Одержимые», – как сквозь сон подумала девушка, проклиная солнце, которое так медленно ползло по небу.