Плащ и шпага
Шрифт:
После осмотра мать позвала сына к себе.
— Теперь уже ты не увидишь замка Монтестрюк, а будешь жить здесь, пока не вырастешь. Вырастешь же ты лет через пятнадцать.
— Мне нравится здесь, но и Монтестрюк мне тоже нравился. Почему мы не будем там жить?
— Он уже не наш, дитя мое. Мы разорились.
— Как это «разорились»?
— Ты поймешь, когда вырастешь.
— Но если у меня не будет замка, что же тогда остается?
— Твое имя Югэ-Поль де Монтестрюк, граф де Шарполь. Славное имя, но ему нужно вернуть прежний блеск и сохранить его чистым и незапятнанным.
— Что же нужно мне делать, матушка?
— Постоянно трудиться, чтобы стать человеком и солдатом.
— Хорошо, я буду трудиться, мама.
— Тогда поклянись. Твой отец никогда не изменял клятвам и отдал жизнь, держа данное слово.
Мальчик задумался. Потом, подав обе руки матери произнес:
— Клянусь вам, матушка.
И они зажили по-новому и скромно на новом месте. Тогда жители тех мест — а тогда мало разъезжали и обменивались сведениями — легко приняли версию графини, что она вдова убитого на войне капитана. Поскольку она проявила себя миловидной и доброй женщиной всегда старавшейся им помочь, они полюбили её и относились к ней всегда с почтением, особо отмечая её скромный образ жизни.
Она же действительно не только внешне, но и в душе смирилась с новым положением. Но не до конца. Бывали моменты, когда она вспоминала о графе Колиньи, и тогда в ней вспыхивали страстные мечты и желания. Она все ожидала, что Колиньи, наконец, вспомнит о ней и навестит её.
Иногда она даже, гуляя, шла до ближайшего тракта, где появлялись проезжие. Там она садилась на придорожный камень и жадно всматривалась в каждое облако на горизонте. Но Жан де Колиньи не проезжал, и она с разочарованием шла домой.
Так шло время. Оно уже стало отсчитываться годами.
— Я знала, что он меня забудет, — говорила она себе.
И в один момент она решила расстаться со своей мечтой. Теперь между нею и Богом оставался один сын.
А он рос и наращивал силы. Он был весьма шаловлив, но в нем всегда чувствовалась честность и твердость в убеждениях, что располагало всех в его пользу.
Он любил, как оказалось, помогать крестьянам в поле и даже даже ходить за плугом. Три раза в неделю к ним приходил священник, учивший Югэ истории, географии, словесности, латинскому языку и началам других наук. Он любил чтение разных историй, что сильно развило в нем мечтательность.
Но что он любил особенно, так это были уроки Агриппы. Он ещё не дорос до плеча учителя, а уже бился на шпагах очень неплохо.
Он очень любил также играть с другими мальчишками в военные игры. И так этим увлекался, что никакие капризы погоды не мешали ему в любой дождь или мороз возглавить детскую команду в игровой битве с другой командой.
Влекла его к себе также верховая езда, причем, как правило, без седла. И в этом деле он также достиг больших успехов.
Но самым любимым занятием его оставалось все же фехтование. И старый Агриппа оказался главным «виновником» его увлечения. Он специально придумал, как повысить интерес ребенка к этому виду борьбы. Приглашался любой солдат, который по какой-либо причине оказывался поблизости. Агриппа просил его сразиться с мальчиком. А так как в те времена всегда было достаточно разных любителей приключений и дезертиров, Югэ приходилось фехтовать и с испанцами, и с итальянцами, и со швейцарцами, и с фламандцами. Все они с похвалой отзывались о мальчике.
Так проходило его детство и отрочество.
6. Уроки и советы
Как-то раз сын графа Гедеона забыл на скамейке совсем новый плащ из хорошего сукна. Как только он отвернулся, плащ исчез. Он бросился искать его повсюду, крича, что разве сам дьявол унес его на рогах.
— Дьявол не дьявол, — сказал Агриппа, — а тот ловкий молодец, который рассказывал о сражениях во Фландрии. Просто — надел и ушел.
— Как можно подумать, что такой храбрый человек решился на такой скверный поступок? — ответил мальчик с негодованием.
— Ну, я полагаю, не один такой поступок лежит у него на совести. Пари готов держать, что этот хват чаще дезертировал, чем сражался.
— Это уж чересчур! … Если ты и угадал, то один он такой и найдется между всеми.
— Я сам видел, как он стащил плащ, да и десятеро других сделали бы на его месте то же самое. Подвернулся удобный случай, хороший новый плащ — как тут бродяге не поддаться искушению… Насчет оружия тебе немногому осталось научиться, а насчет жизни и людей… Я думаю, не найдется такого монастырского послушника, который не был бы гораздо опытнее тебя. Хочешь испытать?
Очень рад, только предупреждаю тебя, мой старый Агриппа, что я тогда только поверю, когда сам увижу воровство собственными глазами.
— Увидите, и не раз еще, а десять! Только не мешайте мне, и что бы я ни говорил, кивайте головой.
В тот же день Агриппа с учеником принялись за дело. Агриппа вычистил погреб в старой башне, углубил его, потом посыпал рыхлой землей, а в своде проделал люк, да так искусно, что его нельзя было заметить.
Этот люк открывался под тяжестью человека и проходил как раз у начала каменной лестницы с истертыми от времени ступеньками, которая вела в круглую комнату с узкими просветами. В углу этой комнаты стоял старый дубовый сундук, окованный ржавым железом. Агриппа обмел на нем пыль и, поднявши крышку, положил туда два кожаных мешка с медными и железными кружочками. Югэ смотрел внимательно на эти приготовления.
— Вот западня и готова, подождем теперь лисицу, — сказал старик.
Потом приложил палец к губам:
— Только, пожалуйста, никому ни слова.
Через неделя появился какой-то бродяга, вооруженный с головы до ног. Нос у него был крючком, а лицо — как у совы. Агриппа побежал к нему навстречу, наговорил ему тысячу любезностей и, как всегда делал, обещал хорошенько накормить за урок фехтования. Тот уже успел рассмотреть на кухне перед очагом аппетитный вертел, а на столе два жбана с вином, погладил усы и согласился охотно.
— На дворе уже поздно и ходить по ночам не годится, — прибавил Агриппа — так после урока останьтесь-ка у нас переночевать, а завтра утром мы вам поднесем на дорогу ещё стакан вина и кусок холодного мяса.
— Отлично! — сказал бандит.
— Что это затевает Агриппа? — спрашивал себя Югэ.
Урок прошел превосходно, а после него учитель, ученик и старый Агриппа уселись за столом, на котором дымилась жареная индейка, а рядом с ней лежал добрый окорок ветчины. Две широких кружки стояли под рукой у солдата, который осушил тотчас же одну, для начала.