Плащ и шпага
Шрифт:
И указала на окно, из которого свисала вниз веревка. Граф Колиньи подошел и взялся за нее.
Вдруг донесся грохот опустившегося подъемного моста.
— Нет, нет, — прошептала она, — не сейчас, только не сейчас!
Наконец, переправа по мосту закончилась. Вновь завизжали цепи теперь уже поднимаемого моста.
— Боже! — прошептала графиня, — это может быть граф де Монтестрюк! Ступайте!
Граф быстро спустился вниз и скрылся в лесу. Графиня подняла веревку и спрятала её в сундук. Но едва она это сделала, как раздался стук в дверь.
Кровь бросилась ей в лицо. — Кто там? — спросила она.
— Это я, Джузеппе. У меня к вам поручение от моего господина.
Графиня открыла дверь. За ней стоял изможденный Джузеппе. Он вручил ей оба письма и перстень для сына.
Графиня с ужасом смотрела на него. — Но где же сам граф? — со страхом предчувствия спросила она.
— Он со мной. Извольте взглянуть.
Джузеппе отодвинул портьеру в глубине комнаты, примыкавшей к комнате графини. Там стояли носилки с телом графа. Четыре свечи освещали его.
— Умер?! — вскрикнула Луиза.
— Со шпагой в руке, как солдат. Последние его мысли были о вас, госпожа.
И Джузеппе вкратце сообщил ей все, что случилось с графом после его отъезда в последний раз из замка.
— Сударыня, — произнес он в конце своего сообщения, — умирая, граф совершил благороднейший поступок — спас народ от изверга и отомстил за поругание. Несомненно, он заслужил прощение от Господа, и ему уготовано царствие небесное. Но он успел написать письма, которые я передаю вам, и получить отпущение грехов от нашей святой церкви. Каков бы он ни был в прежней жизни, вы и ваш сын могут только гордиться им, своим мужем и отцом. А я не имел в жизни большего счастья, чем служить такому господину, да упокой, Господи, душу его.
И Джузеппе торжественно перекрестился перед распятием.
Луиза упала на колени перед телом мужа, закрыв лицо руками.
— Я выполнил поручение, — шатаясь, произнес Джузеппе, — и могу уходить.
И он тяжело опустился на пол рядом с господином, закрыл глаза и отдал душу Богу.
Луиза с трудом поднялась, подошла к окну с которого спустила Колиньи, и задумалась. Затем закрыла окно.
— Вдова, и одна! — произнесла она вслух.
«Я могу написать», подумала графиня, «послать за ним верхового, вернуть его».
Она было взялась за перо, но затем положила его обратно.
«Как!», подумала она, «я предложу ему руку и вместе с ней заботу о разоренной семье? Если граф Монтестрюк искал смерти, то я, зная его дела, могу догадаться, что у него ничего не осталось. И я стану бременем для него, будучи до этого его счастьем! Ни за что! Да и кто знает? Он, может быть, ещё и откажется от меня. Нет! Я сохраню имя, которое ношу, и добьюсь, чтобы сын того, кого уже больше нет в живых, носил это имя с честью.»
Она снова взглянула в окно. Там вдалеке исчезало легкое облако пыли на дороге.
Графиня долго смотрела вслед, пока оно полностью не исчезло, затем произнесла вслух:
— Теперь придется думать только о будущем.
Она позвонила. Вошел слуга.
— Пригласите графа Югэ де Монтестрюка, — сказала она.
Через минуту вошел мальчик семи-восьми лет. Мать взяла его за руку и подвела к телу отца.
— Отец твой умер, сын мой. Мы остались одни… Помолитесь за вашего отца, граф.
Вскоре звон церковных колоколов возвестил вассалам, что их господин граф де Шарполь умер.
Последовала процедура отпевания. До её начала графиня была молодой изящной женщиной, по окончании она показалась серьезнее, решительнее и величественнее. У неё как бы начался новый этап жизни.
На другой день после похорон она велела отворить ворота и двери замка настежь и позвать всех кредиторов и ростовщиков.
— Из всего, что здесь есть, мне ничего больше не принадлежит, — сказала она. — Вы можете войти и остаться здесь, а мы с сыном уходим.
В сопровождении трех слуг, отказавшихся покинуть её, вся в черном, ведя за руку сына она спокойно и уверенно прошла по подъемному мосту и, не оглядываясь на старинные стены замка, за которыми она оставляла столько воспоминаний, пошла дорогой изгнания.
Ребенок шел рядом с матерью, поглядывая на неё украдкой и с беспокойством. Он смутно чувствовал, что произошло что-то необыкновенное. Впервые он почувствовал близость смерти, вспоминая бледное неподвижное лицо отца на смертном ложе. Когда же исчезли башни замка, он тихонько заплакал.
Старый слуга, конюх Агриппа, старался утешить графиню, уверяя, что никогда не оставит её.
На повороте дороги их ожидала телега, запряженная сильной рабочей лошадью, которую по приказанию графини приготовил Агриппа. Графиня подошла к телеге и села в неё с сыном.
— Как, графиня, на этой телеге? Вы? — воскликнул Агриппа. — Позвольте, я сбегаю в замок и приведу…
— Не надо, — ответила та, я же сказала, что все, что там осталось, уже не наше.
Подавив вздох, Агриппа взял лошадь за узду и спросил:
— Куда же прикажете везти вас, графиня?
— В Лектур, к герцогу де Мирпуа.
5. Детство героя
Под вечер телега с изгнанниками остановилась у дома герцога де Мирпуа.
Взяв с собой письмо, запечатанное графом де Монтестрюком, на котором было написано имя герцога, Луиза вошла к герцогу.
Хозяин, увидев женщину в черном и с ребенком, встал и ласково пригласил её сесть.
— Нет это рано, — ответила Луиза, — прочтите сначала письмо.
Герцог распечатал письмо и прочел вслух:
«Герцог! Я убил барона де Саккоро и сдержал клятву. Не стану напоминать обещание человеку вашего рода. Умираю, оставляя вашему покровительству графиню де Монтестрюк, мою жену, и моего сына Югэ.»
Графиня подняла вуаль и произнесла:
— Я та, о ком пишет граф, а это его сын Югэ.
— Не угодно ли вам сесть, графиня? — повторил Мирпуа и добавил: