Пластическая хирургия по-русски
Шрифт:
Туристы обрадованно загалдели и наконец стронулись с места, вдохновлённые поданным им примером, а озадаченный Кэба намертво прирос к тротуару, лихорадочно пытаясь постигнуть давным-давно прокисшими мозгами туманный смысл бесплатно подаренного ему совета.
Впрочем, уже через пару минут он забыл и о туристах, и о ловко отбрившей его бабёнке. Поправив немыслимую кожаную портупею, очевидно, предназначавшуюся для скрепления того вонючего тряпья, которое сам он простодушно называл пиджаком, а главным образом служившую для удержания на бёдрах постоянно спадающих широченных штанов, выглядевших так, словно их основательно пожевали,
Пройдясь ещё немного, Люси взяла такси. Доехав до Старого Кольца, таксист свернул на улицу академика Павлова. Злые языки называли её улицей собаки Павлова и даже улицей Больших Псов: здесь была расквартирована главная городская ментовка и один из райотделов коррумпированной Вольнореченской милиции – участок № 7. Такси прокатилось по улице Солнечной мимо одной из трёх городских свалок и наконец выбралось на нужную Люси улицу Землячки.
Салон Васнецова занимал часть первого этажа большого, времён сталинского ар-деко, дома. Вход был обрамлён рельефными надписями на латыни, которые оставались для пациенток Фреда, соседей и прохожих неразгаданной китайской грамотой.
VIS MEDICATRIX NATURAE
NOLI NOCERE
OMNIUM PROTECTO ARTIUM
MEDICINA NOBILISSIMA EST
Без двух минут десять Люси нажала кнопку затейливого звонка.
Фред Васнецов в ожидании пациентки сидел в кресле перед включённым телевизором и рассеянно перебирал бумаги, с которыми предстояло ознакомить Люси Зинчук. На нем был удобный домашний костюм из коричневого рубчатого вельвета и мягкие замшевые туфли.
Время от времени Фред поглядывал на экран, где какая-то криворотая шпана, вооружённая «топорами» (так на их кретинском жаргоне называются электрогитары), пыталась выдать живьём старинный биг-битовый стандарт, но басист и ударник, видимо, жившие в группе как кошка с собакой, никак не могли согласовать ритм, и в результате получалась не музыка, а типичное непропечённое дерьмо. Стриженный под полубокс ударник, явный гомосексуалист, идиотски скалился в телеобъектив, не понимая, что безбожно мажет.
– Как ты ведёшь партию басового барабана, придурок?! – не выдержав, вскричал Васнецов, будто барабанщик мог его слышать, и раздражённо ткнул пальцем в дистанционный пульт.
Экран погас, и в ту же секунду блямкнул выведенный во все помещения квартиры звонок. Бурча под нос: «Зачем тебе барабан, на баян переходи!» – Фред пошёл открывать.
Несколько принуждённо улыбающаяся Люси перешагнула через порог.
– Приветик! – она поздоровалась с Васнецовым так, как обычно здоровалась со знакомым дантистом. – Это я.
– Здравствуйте! – ответил Васнецов, ничуть не удивившись подобной фамильярности, и указал на дверь слева по коридору: – Прошу сюда!
В левом крыле Фред жил, а за дверью по коридору направо располагались приёмный покой и операционная. В кабинет-спальню Васнецов Людмилу не пустил, а провёл её в первую, смежную со спальней, комнату, откуда другая дверь вела на кухню. В этой комнате он обычно вёл предварительную запись клиенток и собеседование. Туалет и ванная в его квартире располагались вдоль фасадной стены дома, отсекая часть спальни; в них можно было попасть и из кухни через боковую дверь, причем ванная и туалет сообщались между собой дверью, которую хозяин обычно держал незапертой, но закрытой. Операционная сообщалась со спальней-кабинетом обычной распашной дверью, а с «предоперационной» – раздвижными дверями с электроприводом.
Васнецов предложил Люси присесть и, когда она опустила свой тяжёлый зад на синтетические подушки далеко не нового кресла, устроился напротив неё за большим столом.
– Ну-с, что там у нас? – бодро произнес Васнецов, заглядывая в карточку. – Та-а-к. Люси Зинчук, – прочитал он с уморительной отечески-покровительственной интонацией, обычно присущей врачам и педагогам, и жестом фокусника разложил перед пациенткой бумаги. – Кстати, можете называть меня просто Фреди.
Люси уже побывала в импровизированной приёмной, когда приходила на предварительную запись, и обстановка комнаты её не интересовала. Она исподволь изучала хирурга, пытаясь понять, что это за фрукт. Дронова охарактеризовала его как немного странного. Увидев стопку белых бланков, придвинутых ей Васнецовым, Люси мысленно согласилась с Марой Дроновой.
«Чудак какой-то на букву «м», – подумала она. – Мужик, да ещё намного моложе меня, а страхует свою жопу липовыми бумажками.»
– Прочитайте, пожалуйста, – улыбнулся Васнецов, – и если подтверждаете готовность помимо пластики лица дополнительно подвергнуться процедуре общего омоложения организма, проставьте свои реквизиты. Там указано, какие графы надо заполнить и где расписаться.
Люси наскоро пробежала глазами листки. «Я, такая-то», «добровольно», «согласна подвергнуться», «поставлена в известность», «неоднократно предупреждена», «в случае неудачного исхода», «обязуюсь не подавать в суд», «отказываюсь от возвращения предоплаты» и прочая подобного рода херня. Обязательность общего наркоза оговаривалась особо. Все листки в трёх экземплярах. Мура. Тягомотина. Плюнуть сразу на все экземпляры и растереть.
«Пусть хоть трижды матку выворачивает, всё равно не откажусь от операции!» – подумала Люси с бесшабашной весёлостью.
Она вписала свои реквизиты, расписалась где надо и перебросила листки через стол Васнецову.
Тот собрал их в стопку, аккуратно подбил и запер в ящике стола.
– Ну что, теперь шагаем на Голгофу? – Фред нисколечки не сомневался, что перед ним сидит дешёвка, поэтому смело попотчевал клиентку своей фирменной дешёвой шуточкой, совершенно износившейся от частого употребления. «Как только увидит, что помолодела и похорошела, тотчас побежит подрабатывать на панель», – подумал он с внутренней кривой ухмылкой – тот еще ясновидец.
– На Голгофу так на Голгофу, – притворно вздохнула не смутившаяся Люси и поднялась с кресла. Если бы она знала в тот миг, что в неуместной шутке содержится львиная доля правды!
Предоперационная помещалась в угловой комнате. Два узких высоко расположенных окна выходили соответственно на улицу Землячки и улицу Солнечную. Рамы были двойными и при необходимости могли быть закрыты герметическими ставнями. Сквозь толстые закалённые стекла пробивался внутрь тусклый свет.
В палате царил полумрак, но Фред тут же прибавил света, повернув какую-то ручку, служившую вместо выключателя.