Пластическая хирургия по-русски
Шрифт:
Подмигнув Люси, Фёдор Станиславович молча уселся на одну из банкеток. Тихонько мурлыча себе под нос старый битловский хит “Not A Second Time” («Дважды не дано»), насмешливо глянул на омолодившуюся пациентку, достал из бокового кармана сигарету, чиркнул зажигалкой. Не сводя глаз с Люси, затянулся разок-другой, медленно расстегнул три нижние пуговицы надетого прямо на голое тело белого халата и широко расставил крепкие и отнюдь не кривые ноги.
Фиолетовым удавом уставился на Людмилу огромный вздыбившийся солоб – поглядев на такой, Лука Мудищев повесился бы от зависти.
Люси не надо было долго уговаривать.
Люси прострачивала мастерски – как в буйной молодости. Спустя минуту Фред не выдержал. Отшвырнув сигарету, он наклонился к закатившей глаза партнёрше и волосатыми, похожими на ядовитых мохнатых гусениц пальцами нежно взялся за её розовые ушки. И Фред, и Люси знали, что это называется «телефончик».
Они звонили до тех пор, пока у Фреда не кончился кредит.
* * *
Выпроводив счастливую пациентку, Васнецов перешёл в кабинет. Люси была одной из многих, и тогда он почти сразу забыл её, не подозревая, что их будущая и последняя встреча примет поистине инфернальную тональность. Но заглянуть в будущее никому не дано, и в этот знаменательный для Люси Зинчук, но совершенно обычный для Фреда Васнецова день он и вёл себя как обычно.
Достав из бара заветную бутылочку, Фред плеснул в бокал на два пальца великолепного армянского коньяка «Ахтамар», отпил глоточек, медленно просмаковал чудесный напиток, растягивая удовольствие, и расслабленно откинулся в кресле.
Этап за этапом, шажок за шажком приближался он к заветной цели. Люси не знала, как ей повезло: вскоре после предварительного собеседования с ней Фред прекратил запись на операции. Или на процедуры, как он иногда называл это, чтобы звучало помягче. Теперь на руках у него остался не такой уж длинный список, который неуклонно, день за днем, будет сокращаться. Когда он зачеркнёт последнюю фамилию, то наконец переберётся в Москву. И останется там навсегда.
Фред отхлебнул коньяка, покатал благородную жидкость во рту и медленно проглотил.
Его пациентки и понятия не имеют, что омолаживаются не только и не столько в результате пластических операций или иных «колдовских» манипуляций с ланцетом и скальпелем. На самом деле обсидиановый скальпель для этого вовсе не нужен, как, кстати, и ланцет. Васнецов твёрдо решил не проводить пластику лица своим последним пациенткам – надо полагать, дамы всё равно ничего не поймут, зато он сбережёт здоровье, силы и нервную энергию. Вот и этой чересчур любопытной Людмиле Зинчук никакой пластической операции он не делал. Для вида произвёл любимым обсидиановым скальпелёчком пару-тройку совершенно незаметных и абсолютно ненужных надрезов с целью замаскировать волшебный результат новейшей методики и, так сказать, соблюсти необходимую конспирацию. Бинты, нашлёпки и бактерицидная «паранджа» – всего лишь камуфляж, которым Фред вот уже несколько месяцев удачно запудривает мозги ни о чём не догадывающимся пациенткам.
Васнецов отпил очередной глоток хранившего солнце Армении напитка и, блаженно улыбнувшись, ткнул пальцем в переносной пульт телевизора. Экран вспыхнул.
На этот раз выступали не криворотые бритоголовые педики, а нормальные волосатые ребята. Инструменты у них были вроде бы те же самые, на которых пытались лабать живьём так раздосадовавшие Фреда предыдущие горе-музыканты, но результат получался совершенно поразительный.
Весёлый носатый ударник с седой, как у Фреда, прядью и симпатичный волоокий басист врубали так синхронно, словно были сиамскими или, по крайней мере, нормальными однояйцевыми близнецами, казалось, начавшими сыгрываться ещё в материнской утробе.
Агрессивный и напористый ритм-гитарист бойко сшивал три составные элемента ритм-секции в классический равносторонний треугольник жёсткими гвоздями отточенных до совершенства дерзких рок-н-ролльных аккордов.
Лидер-гитарист играл в элегантно-снобистской скользящей манере, свидетельствовавшей о его незаурядном мастерстве. Слово «лажаться» явно было ему не знакомо, он заставлял гитару то говорить, то смеяться, то плакать человеческим голосом. Фред привычно отметил, что она настроена на октаву ниже принятого строя, а соло исполняется на верхних басовых струнах.
Выступали, конечно, «Битлз». Хотя показываемый клип был просто доисторическим, Фред смотрел его как в первый раз. Такая музыка была ему по душе. Когда ребята завершили номер эолийской каденцией, Васнецов окончательно пришёл в хорошее настроение.
Досмотрев клип, Фред допил коньяк и выключил телевизор, дабы последующая музыкальная белиберда не сломала пойманного от порции доброй битловской музыки кайфа. Не сдержав обуявших его высоких чувств, он вовсе не фиглярствуя, а совершенно серьёзно осенил себя крестным знамением, пожелав себе счастья, здоровья и благополучия на «многая лета».
* * *
В тот счастливый день Люси выпорхнула из салона Фреда Васнецова, ощущая себя школьницей, которой впервые залез под юбку нравящийся ей робкий, но симпатичный паренек. Душа пела и рвалась к звёздам. Зелёное платье стало Люси велико, но обычно весьма чувствительная к малейшим погрешностям туалета, она сейчас не обращала на это внимания. Теперь наряды от неё никуда не уйдут. Старьё, видимо, придется перешивать, но лучше, конечно, купить всё новое.
Люси потуже затянула пояс платья, которое теперь сидело на ней, как на опроставшейся роженице, специально пошившей сей балахон для ношения во время беременности, и энергично зашагала по направлению к улице академика Павлова. Она не стала прогонять подкатившее к ней такси, которых в последнее время расплодилось несметное количество, и в радостном возбуждении охотно взобралась на сиденье.
Таксист, молодой ещё парень лет тридцати, с интересом посмотрел на Люси.
– Детка, ты выглядишь на сто долларов! – восхищенно произнёс он.
Не доехав до дома, Люси вышла на улице Ленина и, отвалив таксисту безумные чаевые из своих почти опустевших амбаров, заскочила в первую попавшуюся кондитерскую. Там она выбрала большое марципановое пирожное в виде коренастого мужского фаллоса и, растягивая удовольствие, съела его всё без остатка. Чёрт побери, должна же она была хоть как-то отпраздновать такой счастливый день!