Плата за молчание
Шрифт:
– Но ведь у нас бывает множество людей!
– И вы готовы заподозрить кого-то из них в убийстве?
Бетти Мартин беспомощно взглянула на майора.
Подозревать в убийстве ей было некого. Окружение Джорджа составляли только друзья. Правда, инстинктивно она чувствовала, что достаточно и таких, кто имел причины его ненавидеть. Компаньоны по бизнесу, которых он разорил, политические противники, которых он одолел. Он сам, бывало, говаривал, что многие обрадовались бы, сверни он себе шею…
– Вам нет нужды ломать себе голову, сударыня.
– прервал Хантинг ее размышления.
–
Бетти Мартин не имела представления ни о прошлом Джима Нэшвилла, ни о том, где он родился, ни о том, есть ли у него друзья. Но ей вспомнилось, что Джордж мимоходом упомянул об обстоятельствах их знакомства. Это произошло в Атланте, когда Джорджу понадобилось устранить какие-то неполадки в машине. Была уже полночь, но Нэшвилл, работавший мойщиком в гараже, охотно согласился помочь Джорджу, а затем с радостью принял предложение пойти к нему в шоферы. Однако где именно в Атланте находился этот гараж, Джордж не рассказывал.
Очень довольный полученными сведениями, Хантинг спрятал блокнот и шариковую ручку и поднялся.
– Это наверняка поможет нам найти его, сударыня. Большое спасибо. Возможно, он вернулся именно туда. А если нет, в гараже нам все равно что-нибудь да сообщат.
Когда комиссия по расследованию убийств уехала, в дверях зимнего сада возник шериф. В ответ на вопросительный взгляд Бетти Мартин он пояснил:
– Майор Хантинг приказал мне остаться здесь, сударыня. Для вашей охраны.
Бетти Мартин понимающе кивнула, после чего шериф, в свою очередь, спросил:
– Выяснили они что-нибудь? Он вам не говорил?
– Они считают убийцей Нэшвилла и сейчас разыскивают его.
Шериф промолчал. За последние часы и у него мелькала эта мысль. После того как Джордж Мартин уволил Нэшвилла, тот сильно напился в одном из негритянских трактиров и всячески поносил белых. Все они, дескать, свиньи и Мартин тоже не исключение, он еще похлеще других. Хозяин трактира позвонил в полицию и выдворил Нэшвилла на улицу. Впрочем, когда Брукс в полицейском участке помещал его для вытрезвления в арестантскую камеру, Нэшвилл снова был настроен вполне благодушно. Утром он извинился за свое поведение и сказал, что намерен вернуться в Атланту, чтобы приискать другую работу.
Только на прямой вопрос Бэтти Мартин, думает ли и он, что убийца Нэшвилл, шериф ответил:
– Не знаю, сударыня. Но для Гриффина это было бы плохо. Боюсь, очень плохо. У фермеров это пробудило бы прежнюю ненависть, и они заставили бы всех черных расплачиваться. Все труды вашего мужа, все сделанное им в последние годы ради того, чтобы здесь царили мир и порядок, - все оказалось бы напрасным!
Бетти Мартин только устало пожала плечами, точно ей было безразлично, что теперь будет, раз муж мертв.
– Пожалуйста, сударыня, - настоятельно попросил Брукс, - не рассказывайте об этом в городе, пока ничего еще не доказано. Одного лишь подозрения может оказаться достаточно, чтобы случилась беда…
Бетти Мартин ничего не ответила; только уже выходя из зимнего сада, она сказала:
– Если вам непременно надо оставаться здесь, располагайтесь в гостиной. Мне хотелось бы побыть одной.
На другой день полицейские патрули с раннего утра охотились за Джимом Нэшвиллом по всей Атланте и к обеду задержали его в дешевой закусочной. Без предъявления ордера на арест и без всяких объяснений пятеро полицейских схватили его, когда он отходил от кассы с тарелкой жареного картофеля в одной руке и бутылкой кока-колы в другой. Они повалили его на пол, грубо скрутили руки, так что он вскрикнул от боли, надели наручники, сковали цепями ноги и, как колоду, поволокли в ожидавший на улице полицейский автомобиль. Прежде чем успела собраться толпа, машина уже умчалась, оглушительно завывая сиреной.
Первый допрос состоялся в холодной камере, лишенной окон. Джим Нэшвилл с залитым кровью лицом сидел, привязанный крепкими ремнями к канцелярскому креслу, точно к электрическому стулу. Позади него стоял полицейский с бычьей физиономией и, когда он, теряя силы, ронял голову на грудь, толкал его в спину автоматом.
Напротив Джима, на краешке стола, рядом с телефоном, сидел майор Хантинг, победоносно скрестив на груди руки и болтая ногами. Спокойно, точно речь идет о сущих пустяках, обратился он к арестованному:
– Ну, Джимми, выкладывай, куда девал пистолет. Тебя еще сегодня должны перевезти в Гриффин.
Слишком потрясенный бесчеловечным обращением, Нэшвилл не решался спросить, почему его задержали и в чем, собственно, обвиняют. Он даже еще не знал об убийстве Джорджа Мартина, так как впервые сообщение об этом появилось лишь в дневных выпусках газет. Он только покорно поднял голову и испуганно произнес:
– Сэр, у меня нет пистолета, у меня никогда его не было.
– Не болтай глупостей, Джимми. Нам все известно. Это «уэбли» 38-го калибра.
– Хантинг взял со стола пластмассовую коробочку с пятью пулями, извлеченными из
тела Джорджа Мартина. Перекатывая их на ладони, он сказал: - Вот они тут. Эксперты узнали их с первого взгляда. Калибр 38-й, а по нарезке ясно, что стреляли из пистолета «уэбли».
– Мне очень жаль, сэр, но я не знаю ни о каком «уэбли».
Хантинг продолжал сохранять удивительное дружелюбие:
– Ну ладно. Ты, возможно, слишком глуп, чтобы разбираться в системах оружия. Но пистолет у тебя есть. Так скажи наконец, где он.
Все еще не подозревая истинной цели допроса, Нэшвилл вежливо возразил:
– Вы ошибаетесь, сэр. Вы меня с кем-то путаете. У меня никогда не было пистолета. Да и к чему он мне?
Хантинг снова спрятал пули в коробочку:
– Ну что ж, мы и сами найдем его. В гараже нам сообщили, что, приезжая в Атланту, ты всегда останавли ваешься в гостинице на 14-й улице. Это верно?
– В Миддльтаун-отеле, сэр. Это не настоящая гостиница.
– Хорошо, хорошо, не будем спорить. В каком номере?
– В 21-м, сэр:
Хантинг приветливо улыбнулся ему, точно хваля за честный ответ, и, сняв телефонную трубку, набрал трехзначный номер.