Плата за жизнь
Шрифт:
Разложили папки, выяснили, что принесли им четыре дела по заказным убийствам.
— Четыре. А нам надо сколько просмотреть? — спросил Гуров.
— Сорок три, мой господин! — Крячко щелкнул каблуками.
— Все просмотрим. Полагаю, за это время еще прибавится.
— Сегодня пятое июля, понедельник, еще несколько дней, и на Москву опустится жара. Дума уходит в отпуск, богатые люди улетают, убийцы уходят в оплаченный отпуск.
— Твоими устами да мед бы пить. Ладно, два дела тебе, два мне, будут сомнения, поменяемся. Сейчас важно выяснить, был ли мальчик, то есть киллер. А то у нас
— А если меня спросят, почему я ушел в начале рабочего дня?
— Отвечай, что тебе это тоже интересно, и пусть спросят у полковника Гурова. — Он выставил парня за дверь, задвинул засовы.
Сыщики не читали все многочисленные бумаги, подшитые суровой ниткой в пухлых папках. Менты подолгу изучали лишь описание места происшествия, заключения баллистической экспертизы об использовании оружия, читали и перечитывали допросы людей, хорошо знающих распорядок дня убитых, и характеристики последних.
Около семнадцати часов работа была закончена. Крячко положил перед Гуровым увесистый том.
— Взгляни на осмотр места преступления.
Во всех четырех убийствах сыщики не почувствовали почерка профессионала. В двух случаях жертвы были расстреляны из автоматов, в одном человека убили в момент, когда он выходил из квартиры, убийца выстрелил и спокойно вышел из подъезда. В момент стрельбы и ухода могло произойти множество случайностей, нелепых совладений, которые профессионал никак допустить не мог. Убийство, заинтересовавшее Крячко, тоже ставил не профессионал. Банкира застрелили, когда он, выйдя из машины, направлялся к подъезду. Перед банкиром в подъезд вошел охранник, водитель остался за рулем, выстрела не слышал, лишь увидел, как хозяин упал. Стреляли из окна полуподвала, винтовку оставили. С точки зрения оперативников работа была грязная, дилетантская. Из окна был крайне узкий обзор: что происходит в пяти метрах справа и слева — не видно. А там может находиться, случайно или не случайно, милицейская машина, выход из подвала в соседний двор также не контролируется, следуя дворами, можно встретить кого угодно. Убийство заказное, но исполнитель дерьмовый. Такой человек Гурова не интересовал. Он прочитал описанное место преступление дважды, перечитал и приметы преступника, которого, конечно, во дворах видели, взглянул на Крячко и пожал плечами.
— Стареешь, маэстро, — самодовольно сказал Крячко. — Последний лист в протоколе того… Бумага не та, ручка другая, да и писал хотя и тот же человек, только ему за столом было удобнее, и почерк изменился.
— Молодец, Станислав. — Произнося имя друга, Гуров делал ударение на втором слоге, и Крячко как бы превращался в иностранца.
— Может, за этим ничего и нет, однако. — Станислав, пародируя Гурова, пожал плечами. — Страницы могли испачкать, бутерброды положить, стакан поставить.
— Могли, — согласился Гуров. — Только выдернули две страницы, а вставили одну, нумерацию в открытую поменяли, что, как нам известно, случается. Обождем, спросим… Пока кофе свари, отодвинь засовы.
Крячко кофе варить не стал,
Секретарша, расставляя чашки и тарелку с бутербродами, неодобрительно заявила:
— Петр Николаевич велели не беспокоить, иначе я бы давно принесла.
— Верунчик, ты наша надежда и оплот. — Крячко не мог проглотить кусок, хлебнул кофе и обжегся.
В это время в дверь постучали, Гуров впустил оперативников, которые утром принесли дела, Верочка ушла, засовы задвинули.
— Присаживайтесь, господа, в ногах правды нет. Роман, который был явно за старшего, усмехнулся:
— Лев Иванович, легко ты в господина превратился. Хотя, по правде сказать, всегда был не ментовских кровей.
— Не обижай моего шефа. Роман, — откликнулся Крячко. — Они и на пол сплюнуть могут не хуже вашего, и слова разные знают отлично, а уж подраться, так вам обоим сто очков форы. Они все умеют, только не любят.
— Да все я про Гурова знаю, — миролюбиво ответил Роман. — Много по делам нацепляли? Справку пришлешь генералу или нам в руки доверите?
— Во-первых, Рома, все о Гурове ни я, ни даже он сам не знает. Дело ваше в нормальном милицейском порядке, никакой справки составлять не будем, мы люди занятые.
Гуров пил кофе, курил, словно разговор шел о постороннем.
— Так мы можем забирать секретную макулатуру домой?
— Обязательно, — копируя своего друга, ответил Крячко. — Кажись, у Льва Ивановича один вопрос пустячный.
— Да? — Роман насторожился. Ему была прекрасно знакома манера матерых оперов задавать ерундовые вопросы перед отправкой в камеру.
— Данное дело кто ведет? — Гуров отодвинул папку. Роман все понял, обреченно кивнул.
— Мое дело.
Гуров открыл папку в месте, где она была заложена шариковой ручкой.
— Где десятая и одиннадцатая страницы? Оперативник не испугался, длинно сплюнул, разразился витиеватой матерщиной, несколько успокоившись, заговорил:
— Упреждал я этого козла в золотых погонах, что дела не на инспекторскую проверку несем и нечего опытным сыскарям лапшу навешивать. А он: мол, выполняй, что приказываю.
— Так я же не сужу тебя. Рома, — миролюбиво сказал Гуров, — лишь спрашиваю, где страницы, а коли уничтожили, что в них было?
— Вы сначала докажите, какие страницы были и пропали, — впервые заговорил второй оперативник. — Докажите, потом вопросы задавайте…
— А тогда какие вопросы? — удивился Крячко. — Я не расслышал при знакомстве, вы кем, собственно, будете?
— Я старший офицер милиции…
— Обыкновенный придурок. — Роман вздохнул. — Генеральский прихвостень из канцелярии.
— Что придурок — видно. — Крячко кивнул. — Ваше удостоверение, пожалуйста.
— Да подавись. — Опер швырнул на стол удостоверение.
— Лишнее, что ли? — Крячко взял удостоверение и прочитал: — Подполковник милиции Кокин Семен Семенович, состоял на службе…
— Как это — состоял? — Кокин привстал, но Роман дернул его за штаны, усадил на место.
— Лев Иванович, извини дурака, весь спрос с меня.
— Кокин, либо ты будешь молчать, либо я тебя выставлю за дверь мотаться по коридорам, так как ксиву я тебе не верну, — сказал Крячко, убирая удостоверение Кокина в стол. — Понял?