Платан
Шрифт:
Дровосек взвыл и кинулся к принцессе, но наткнулся на стену, которая незримо отделяла его от ложа с Авиллой. Он стал стучать кулаками в преграду, но все напрасно, она была крепка, как алмаз. Дева рассмеялась своим переливчатым, как колокольчики, голосом, позвала за собой:
– Ты разве не видишь, что не нужен ей? Ей хорошо… Идем со мной, разве я не прекрасна? Я доставлю море удовольствия, мою нежность не сравнить с ласками неопытной девочки.
А за стеклом мужчина уже стоял на коленях над Авиллой, и та медленно раздвигала свои белые бедра. А в глазах светилось страсть и истома, зубки покусывали пухлые от поцелуев губы, а рука юноши сжимала ее трепещущую грудь…
Дева взяла руку дровосека и положила ее на свою мягкую грудь и прижалась к нему, подставляя прекрасные губы для поцелуя… Но дровосек схватил ее за горло, оторвал от земли и тряхнул так сильно, что голова девы грозила слететь прочь.
– Веди к ней! – приказал он.
Тра-ра-рам Пятнадцатый
Дева стала цепляться за руки дровосека, засипела и вдруг на глазах превратилась в мерзкую старуху с клыками до подбородка, с которых капала зеленая слюна. Но не испугался Платан, еще крепче схватил да сильнее тряхнул. Старуха засучила ногами в воздухе и рассеялась алмазная преграда, пропал обнаженный юноша, покривились, почернели стены, и открылась ему темница, в углу которой сидела испуганная и заплаканная принцесса. Кинулась она к нему и обняла со спины, прижалась лицом к рубахе.
Платан еще раз тряхнул старуху, и все яркое и блестящее великолепие стало пропадать на глазах, превращаясь в светящуюся зеленую слизь. Захрипела старуха, стала умолять отпустить, иначе не выбраться им из этого лабиринта. Не поддался на уговоры дровосек, до сих пор виделась ему картинка иллюзорной измены, сердце так не могло успокоиться.
Не знал он, что старуха насыщалась не только телами заманенных людей, но и их страданиями, отчего она становилась сильнее. Решила она схитрить и заманить парочку вглубь пещеры, а пока в их умах бушуют страсти, подкрепиться этим, и тогда с ней сладу не было бы совсем. Стала она им рукой указывать, куда идти, и совсем было подготовилась вывернуться, почуяв скачок острых чувств от Платана, но не поняла, на свою голову, чем они вызваны.
А дровосек заметил лежащий меж каменьев меч, который видел в руках отца перед его последней охотой. В то время стали пропадать люди из селений и все решили, что это волки безобразничают. С той охоты ни один человек не вернулся. Значит, вот где они закончили свои дни…
Подошел Платан к отцовскому мечу, поднял его, да швырнул старуху оземь. Поползла та прытко от дровосека, загнусавила проклятья, но он взмахнул мечом, и одним движением отсек голову ведьме. Долго после этого стояли, обнявшись, гладил Платан любимую по спине, все не мог насладиться родным теплом. А Авилла тихо плакала, думая, что не выбраться им отсюда без подсказки. Осушил ее слезы дровосек поцелуями и объяснил свой яростный поступок. Узнала принцесса, что меч, принадлежавший отцу, заговоренный – приведет он того, в чьих руках окажется, к родному порогу, а значит и из пещеры путь укажет.
Так добрались они выхода из подземелья, только не было сверкающей винтовой лестницы, зияла вместо нее черная дыра, в которую они и прыгнули, а затем нашли свои вещи нетронутыми. Дождь уже прекратился, новый день занялся и пошли они куда меч вел, несмотря на сильную усталость, но подальше от страшного места.
Тра-ра-рам Шестнадцатый
Вот опять ночь наступила, ветер холодный завыл. Или не ветер то завыл? Кто-то в ночи страдал, выплакивал свою боль. Не могли наши молодые пройти мимо, пошли на этот жалобный голос, углубляясь все дальше в лесную глушь. И увидели возле дерева высокого две фигуры неясные. Одна неподвижная, другая же в мольбе к небу голову задравшая.
А в лесу совсем темно стало, свет от факела разгонял клочья темени, глаза звериные из кустов поблескивали, уханье филина тревожило… Страшно, одним словом! Этот плачь протяжный, горестный еще больше ужаса на принцессу нагнал. Жалась она к Платану, на шаг отстать боялась.
Осветил факел фигуры эти, увидели молодые – волчица мертвая на земле лежит, вся шкура в крови, а над ней огромный пес стоит, его голос в ночи раздавался. Не ушел пес, не ощерился, обернулся на людей, потом лег рядом с волчицей и голову на нее положил. Видать помирать от тоски собрался.
Отдал Платан факел принцессе, а сам рядом с псом сел и стал с ним разговаривать, как давний друг, понимающий боль потери. Рассказал собаке, что родителей лишился, как жить тяжело было в доме родном, но потом судьбу свою встретил, и неприкаянный теперь по свету ходит. Домой воротиться нельзя – братьев подставить не хочет, в беду вовлечь. И с невестой пристать им негде, она, бедняга, тоже натерпелась лиха.
А пес слушает, голову уже поднял, уши насторожил, а вот и хвост приветливо качнулся. Платан же не отступался, продолжал говорить, что нужно дальше жить, а мертвых земле предать. Отошел пес от волчицы, позволил ее закопать, и над могилой последнюю песнь собачью пропел. Потом встал рядом с Платаном, головой его в бедро толкнул и пошел среди деревьев, оборачиваясь, будто звал куда-то.
Платан на руки взял обессиленную принцессу и пошел за собакой. Та привела их в хижину лесную, с очень уютной горницей, где чувствовалась рука заботливой хозяйки. Дом освещало множество свечей, которые уже догорать стали, видимо давно их зажгли. Но никого в комнате не было. В печи стояла еда теплая, на столе в кувшине молоко, под тряпицей, расшитой петухами, каравай хлеба.
Гости сели на лавку, ждут, когда хозяева покажутся. А их нет и нет. Только пес бегает вокруг стола да хвостом машет (хорошенький такой, умненький!). Видит Платан, что принцесса на лавке готова уснуть, налил ей молока, отрезал краюху хлеба, посмотрел, как она вяло жует от усталости, да отнес ее в спальню хозяйскую. Раздел девушку и уже сонную на кровать уложил. А сам остался в горенке хозяев дожидаться. Не дождался. Сон сморил.
Тра-ра-рам Семнадцатый
Утром проснулась принцесса первая, потянулась, осмотрелась, и вспомнила, как сюда вчера попала. Вышла в комнату, а там на одной скамейке Платан спит, кулак под голову положив, на другой – юноша незнакомый. Видимо хозяин объявился, а кровать занята была, пришлось ему на скамейке жесткой спать. Ой, неудобно как!
Тут парень пошевелился, глаза открыл, а в них тоска смертная! Тут и Платан на скамье сел, на хозяина смотрит. Тот улыбнулся гостям и говорит:
– Утра доброго! Спасибо, что согласились погостить у меня. Мне сейчас людское слово, да сочувствие, как пластырь лечебный на душу израненную… Беда у меня – убили мою матушку люди злые. Она многим помогала, лечила, повитухой была, а они ее убили, как зверя дикого. Глупые люди, не понимают, что обратиться им теперь не к кому будет, не успела матушка меня всему научить, да и не стану им помогать…
Дровосек с принцессой во все глаза на юношу смотрели, пока он рассказывал свою историю, только сейчас понимая, что это он вчера в лесу матушку свою оплакивал в шкуре собачьей. А юноша продолжил свой печальный рассказ:
– Матушка моя оборотницей была, только таким, как она дано искусство врачевания природой. Травами, водой ключевой заговоренной, ягодами, да прочими дарами лесными. Род оборотников старинный, да мало нас сейчас осталось. Недобрые люди стараются извести, потому как глуп человек – что не понятно и не по его разумению устроено, то злом считает, сам же это зло творя. Мы же, кроме пользы, ничего людям не приносим…