Платина и шоколад
Шрифт:
А затем — шаг.
Его шаг вперёд. Наверное, к телу отца, но Драко выкидывает вперёд руку, отчего внутренности в очередной раз разрываются палящей болью.
— Петрификус Тоталус! — хрип, сквозь крошево в глотке.
Запястье чертит руну изогнутого крюка, и чужая палочка, тяжело вибрируя, исторгает из себя сеть почти прозрачного потока заклятия, впиваясь в Миллера, который уже почти рухнул перед Логаном на колени.
Когтевранец замирает. Ужас и скорбь застывают на его искривлённом в рыдании лице. По рукам и ногам пролетает лёгкое свечение, застывая на кончиках пальцев,
И самая громкая в жизни Малфоя тишина вливается в уши. В носоглотку и рот, который исторгает из себя быстрые выдохи. Один тяжелее другого.
Мерлин.
Ты не понял, наверное.
Ты только что чуть не сдох.
Тебя спас Логан Миллер, который хотел убить Грейнджер.
Грейнджер.
Драко поворачивается так резко, приподнимаясь над полом, что против воли рычит, прижимая руку к животу. Вспышка боли ударяет по мозгу.
Но.
Даже сквозь мутный туман он видит, какие испуганные глаза смотрят на него с белого как мел лица. Искусанные в кровь губы не шевелятся, болезненно сжаты. Гермиона застывшая и напряжённая. Он никогда не видел её такой напряжённой. И синяк на — на той же, блять — щеке теперь кажется сочным и горящим. Но даже это не портило идеальной красоты этого неидеального лица.
Он пытается подняться, опираясь на руку, но тело ведёт в сторону. Словно не он управляет им. Как тогда. Под испуганным взглядом Грейнджер, когда метла понесла его прямо в трибуну. Вынудила влететь и снести собой лавки.
У него был снитч в кулаке.
А сейчас. Он просто должен был встать.
Встать, чтобы подойти к ней, прикоснуться, прижаться лицом к её лицу. Потому что она могла быть мертва в любую секунду этой ночи. В любую грёбаную секунду.
Потому что всё могло сложиться иначе. Потому что Драко мог сейчас сидеть в кабинете зельеварения и заполнять картотеку под присмотром Снейпа, а не со свистом лететь на дно, отключаясь, сломанный, в полной заднице, с глыбой льда во внутренностях.
Всё могло случиться не так.
Малфой мог бы сейчас лежать, уткнувшись рожей в камень, как этот человек за его спиной. Но он дышал. Пока ещё натяжно дышал, и какая-то глупая мысль мелькнула в голове: никогда не думал, что глухота такая тяжелая.
К правой стороне головы будто привязали булыжник.
Но. Это всё такие мелочи. Так неважно, Мерлин. Нужно только прикоснуться к ней, и всё отойдёт на задний план.
Она воскресит его, как делала всегда.
Малфой снова опирается о локоть, но только хрипит, заходясь в позорном кашле. А она так близко, дразняще близко, в трёх шагах.
— Драко?..
Слёзы в голосе. Слёзы в глазах. И от них ему на миг становится страшно.
Молодец. Покажи, какой ты хренов слабак.
— Вставай, Драко, — шепчет она дрожащими губами, и он стискивает зубы.
Хочет сказать, что да, сейчас встанет, сейчас освободит её. Но во рту вяжет от крови, которую приходится глотать. Ещё попытка. Рывок.
Господи, это смешно.
Он откидывает голову и закрывает глаза, тяжело вдыхая в
— Стой, слышишь! Пожалуйста. — О чём она просит? О чём, когда сознание заволакивает, медленно и неотвратимо. Как тот туман из коридора. Даже сердца почти не слышно. — Освободи меня, и я помогу тебе, — она всхлипывает. Из темноты закрытых век. Но он видит. Сознание рисует её растрёпанные волосы и карие глаза. Таких огромных не было ни у кого в Хогвартсе. Ни у кого в мире.
Он так хорошо знает её.
Он так хорошо изучил. Наверное, по предмету “Грейнджер” у него был бы отличный балл.
— Малфой! Давай же, Алохоморой, сейчас! — и это уже крик, направленный, злой. Заставивший на секунду вернуться в темницу. Приоткрыть глаза и уставиться в плывущую стену. И её лицо, такое чёткое на фоне всего остального. — Немедленно!
Боится.
Глупая девочка.
Думает, что имеет право… говорить с ним так… Но рука почему-то поднимается, чертит — кривую-косую, но — знакомую с детства руну. А губы бесшумно произносят заклинание.
На голос просто не осталось сил.
Драко слышит звон железа. Слава Мерлину, получилось.
Секунда, две — и тело Грейнджер рядом. Вот оно. Продрогшее в этом мертвом мраке темниц тело. Затёкшие руки пытаются сжаться на его мантии, но вместо этого беспорядочно гладят по груди.
Гладят и не чувствуют, будто его нет.
Конечно, это из-за того, что кровь ещё не успела разогреть пальцы, но страшно. Так надрывно страшно. Потому что он есть, вот он, перед ней, лежит и смотрит прямо в лицо, а взгляд будто не здесь. Медленно скользит по ней.
У Драко всё лицо в крови. Губы, подбородок. Бровь рассечена. Волосы справа, ухо. Вся ушная раковина испачкана. И ладони её в крови. В такой красной, что слёзы не удерживаются в глазах. Она прикусывает губы до боли.
— Смотри на меня, — шепчет Гермиона.
И судорожно дышит полувсхлипами.
Пальцами, которые наконец начинают слушаться её, она обхватывает его холодное лицо. А он смотрит. Сжимает и разжимает челюсть. То ли в попытке что-то сказать, то ли в попытке сохранить своё сознание.
Она лихорадочно гладит его щёки, будто в попытке согреть. Пожалуйста, нет. Пожалуйста, пусть он продолжает смотреть на неё. А она…
Слышит отдалённый крик из коридора. Отданный приказ. Гулкий голос кажется знакомым, и до слуха доносятся только отрывистые выкрики.
— Быстрее! В каждую дверь! Открывай, Ральфус, открывай. Нет? Дальше! Быстрее! Барти, тащи последнего в Министерство! Свяжитесь с Томпсоном! Быстрее, мать вашу, Ральфус!
Сердце переворачивается. Их найдут. Сейчас найдут, Мерлин.
— Мы здесь! — кричит Гермиона, уже не осознавая, что трясётся всем телом, нервно сжимая пальцы на мокрой мантии Малфоя. — Сюда!
А Малфой слегка прикрывает глаза от её крика.
— Нет, нет, — она снова гладит его лицо. Любимое лицо, сереющее с каждой секундой. — Смотри на меня. Пожалуйста, Драко.