Платина и шоколад
Шрифт:
— Мистер Малфой?
Драко сжал губы. Поднял голову в молчаливом ожидании.
— Пора.
Пора.
Судорожный вдох справа. И судорожный удар в груди.
Мужчина несколько мгновений смотрит на него. А затем на неё. Жмёт губы, почти понимающе.
Да что ты понимаешь в этом?
Но он только кивает и отступает обратно в туман.
— Жду вас в составе, — а затем добавляет: — если вы не передумали.
И эти —
Малфой сухо сглатывает, вставая, и слышит, что дыхание Грейнджер становится более шумным. Каково будет уснуть, не чувствуя её в соседней комнате? Или в своих руках.
И вдруг стало так обидно. Так грёбано-обидноот того, что он ни разу не увидел, как она просыпается.
Он очень хотел видеть это. Наверняка это самое прекрасное, что может быть. Лучше солнечного утра.
— Ну... — он кашлянул. Качнулся с пятки на носок. — Мы вроде бы неплохо сработались, а, Грейнджер?
Спросил намеренно громко. И сердце остановилось почему-то, когда Гермиона закрыла глаза после его слов.
Господи, да просто уйди. За тобой поезд. Иди, садись в купе, сними пальто и забудь.
Да, было неплохо. Почти забавно. Не скучно, уж точно.
Но всё заканчивается, ведь так?
Так.
Тогда просто прекрати смотреть на неё. Прекрати ждать. Чего ты ждёшь?
Нужно ехать. Ты должен матери. Ты должен всему грёбаному миру, ты должен себе, чтобы больше не допускал ошибок.
Таких, как она.
Вот эта огромная, здоровенная, блять, ошибка, сидящая сейчас перед ним. Единственная ошибка, благодаря которой он дважды жив. Дважды мог сдохнуть и не сдох.
Грёбаных. Дважды.
Сука.
А если задуматься, то куда больше. Воплощение его существования сидело на лавке в дурацких рукавицах, и злость вдруг накрыла с головой. На то, что она ничего не ответила на его фразу. На то, что она не посмотрела ему в глаза. На то, что он слышал, как эта чёртова дура рыдала по полночи в их ванной с тех пор, как узнала, что он уедет.
Их-блять-ванной, которая скоро станет ванной-её-и-чьей-то-ещё.
И эти мысли. Накрывают, выворачивают. Больно-наизнанку.
— Грейнджер.
Она не поднимает голову. Словно издевается. Словно знает, что если поднимет, если посмотрит, всего один раз, то всё. Просто всё.
— Не хочешь попрощаться?
Закрой свой хренов рот.
Ты же видишь. Видишь, как тяжело она дышит, всё быстрее с каждой секундой. Словно ей больно. Словно что-то дерёт внутри точно так же, как тебя.
Уйди.
Если не сейчас, то уже не сможешь. Вспомни мать. Вспомни её.
Ты должен.
Так что иди. В грёбаный вагон, сейчас.
Он сжимает
А потом протягивает руку и рывком поднимает лицо Грейнджер за подбородок. Наклоняется. Смотрит в глаза так близко, что всё окружающее пространство прекращает существовать.
Да оно и не существовало никогда, когда она была рядом.
— Что? — испуганный лепет. Распахнутое карее море.
— Просто... хочу запомнить.
Сказать это, чтобы не сказать другое. Рвущееся изнутри. Очевидное.
И, не дожидаясь ответа, впивается в холодный рот поцелуем.
Больным поцелуем. Глубоким. До глотки. До стона. До дна, горячего и пылающего. Сумасшедшим, на который она отвечает до слёз по щекам. Поцелуем, который до сжатых на плечах рук. Который до яростно-зажмуренных глаз.
Который пожалуйста- будь– здесь.
Заставляет вспомнить её слова. Заставляет орать их ей в ответ. Молча, выпадами языка, сжимающими лицо ладонями, скользящими в волосы руками.
Он просто нужен. Необходим. Потому что без этого нужно будет прожить. Научиться.
И он научится когда-нибудь.
Когда прекратит воплощать во всём этом всего себя. Открытый кровоток, разбухшая тоска. Вой в груди. Огонь в глазах. Так блядски нужна. И Малфой чувствует, как этот огонь срывается из-под век, скатываясь по щеке.
И поцелуй лучше-бы-я-сдох-тогда прекращается внезапно. Драко просто отталкивает её от себя. Резко разворачивается, чувствуя холод на лице. И уходит.
Раз и всё. По щелчку пальцев.
Херовому щелчку.
Не оборачиваясь.
Чего ты хотел этим добиться? Просто запомнить? Если бы можно было просто забыть.
Не дай бог ему обернуться.
Не дай бог отвести глаза от узкого проёма дверцы в вагоне, который он еле нашёл мечущимся взглядом. Всё ещё чувствуя вкус корицы во рту. Чувствуя её в себе. В каждой клетке.
И черти, ожившие в груди, до задушенного хрипа натягивают свои поводки, впиваясь ошейниками в тощие глотки. Суча хвостами, порываясь назад. Так, что вот-вот раздерут спину и кинутся к Грейнджер.
Останутся с ней.
Предатели.
Драко гипнотизирует взглядом приближающуюся дверцу вагона. Стекло. Отражение. Собственная безликая фигура. Счастье, что не видно той, что осталась сзади. За спиной.
Впереди целая жизнь. Которая перечеркнёт все эти месяцы. Всю эту клокочущую злость. На неё, на себя. Это всё несерьёзно, глупо. В будущем он должен будет принимать решения, здраво мыслить. Как делал это всегда. И у него всегда кто-то был.
Явно не Гермиона. Явноне она.