Платон, сын Аполлона
Шрифт:
— Здесь будете жить. Через заднюю дверь можно выйти прямо в город, через неё же можно вернуться, никого с собой не приводя. Что же касается вашей встречи с верховным жрецом, иерофантом или семом, то об этом вы узнаете завтра. Будьте здоровы и невредимы, и да сбудутся все ваши добрые помыслы. С этими словами лешон ушёл, а уаб, проводив их в келью, добавил:
— Большую дверь я запру с внешней стороны, она открывается только по повелению лешона или сема, так что вы не сможете ходить по территории храма, а от малой двери, которая ведёт в город, я дам ключи. Вы вернёте их мне, когда покинете келью совсем.
Малая дверь действительно
— Дикое место, — изрёк Эвдокс, осматривая мрачную келью, когда уаб ушёл. — И ты намерен провести здесь несколько лет ради постижения неведомой тебе истины? — усмехнулся он.
— В могиле не лучше, — ответил Платон, — но многие уверяют, что истина открывается только там. Полагаю, однако, что принимающие посвящение не сидят в кельях.
Иерофант пришёл к нему утром. Уаб разбудил Платона и, когда тот привёл себя в порядок, вывел его во двор, к храмовой стене, увитой густым плющом, где стояла каменная скамья, залитая ярким утренним солнцем. Иерофант не поднялся со скамьи навстречу Платону, а лишь жестом предложил ему сесть рядом с собой. Был он стар и сед, но осанку имел величественную, лицо гладкое, тёмные влажные глаза большие, внимательные.
— Назови себя, — попросил он Платона, когда тот сел.
— Аристокл, сын Аристона из Эллады, из Афин, из рода царя Кодра. Законодатель Солон также был моим предком. Я вспомнил о Солоне не ради похвальбы, но лишь потому, что в своё время он посетил Египет и принял великое посвящение в Гелиополе. Руководил его посвящением верховный жрец Псенопис...
— Да, — остановил Платона жрец. — Псенопис — мой предок, имя его сохранено в летописях этого храма как имя многознающего учёного. Моё имя Птанефер. Меня назвали так в честь бога Птаха и в честь мудреца Неферти, писца великого фараона Снофру, который правил Египтом две с половиной тысячи лет назад. Мой род ведёт своё начало от Неферти. Я ничего не слышал о твоём великом предке Солоне, — признался жрец.
— Как и я не слышал ничего о мудреце Неферти, — сказал Платон.
Жрец повернулся лицом к Платону, посмотрел ему в глаза и улыбнулся.
— Не беда, — сказал он. — Мы ничего не знаем о предках друг друга, но теперь ты узнаешь меня, а я узнаю тебя, как Солон узнал Псенописа, а Псенопис — Солона. Возможно, что так же встретятся наши потомки, и это будет третья встреча, которая ведёт к родству. У тебя есть дети? — спросил жрец.
— Нет.
— Нет их и у меня, — вздохнул жрец. — Но есть сочинения, книги.
— Есть они и у меня.
— Прекрасно. Я умею читать по-гречески, но ты не знаешь нашу письменность и наш язык. Я пришлю тебе несколько табличек на египетском и греческом языках. Текст на них записан один и тот же. Постарайся сравнить эти тексты и понять. Это для начала. Но ты узнаешь таким образом простой язык. К великим же тайнам ведёт язык знаков и символов. О нём ты узнаешь потом. — Он повелел уабу принести Платону таблички с текстами и, сказав греку на прощанье, что встретится с ним через месяц, ушёл.
Уаб тотчас выполнил приказание верховного жреца. На двух табличках, которые он принёс, текст был написан египетскими буквами,
— Ваши молодые слуги пробовали ночью перелезть через стену храма, мы их напугали, и они сбежали. Скажи им, чтоб больше этого не повторялось — стража может убить их.
Платон, вернувшись в келью, сделал выговор Фриксу и слуге Эвдокса. Те молча выслушали господина и принялись готовить завтрак — выбрались наружу, разложили из сухих ветвей кустарника костёр и взялись за стряпню.
— Это мне задание на месяц. — Платон протянул Эвдоксу таблички.
— Дожил, — усмехнулся Эвдокс, — из учителя стал учеником.
— Сократ, ведя беседы, говорил, что он не учил других, а учился вместе с ними.
Эвдокс вернул Платону таблички и ничего не сказал. Заговорил только после завтрака.
— Ты пойдёшь осматривать город вместе со мной? — спросил он. — Или сразу же примешься зубрить свои тексты?
— Сначала учёба, — ответил Платон. — Осмотреть город я успею.
Платон прочёл текст сначала по-гречески: «Если ты совершишь это, тогда ты искусный писец. Имена мудрых писцов, живших, когда истекло на земле время богов, и предрёкших грядущее, остались навеки, хотя ушли они, завершив срок свой, и давно позабыты все близкие их. Они не возводили себе медных пирамид и надгробий железных. Они не оставили по себе наследниками детей своих, которые увековечили бы их имена, но дошли до нас их писания и поучения, что сложили они. Не жрецам поручили они править по себе службу заупокойную, а дощечкам для писания — детищам любимым своим. Изречения их — пирамиды их, а калам, тростниковые палочки для письма, — их дети. Камень, где начертаны их творения, заменил им жену. Все от великого и до малого стали детьми их, ибо писец — первый среди людей. Гробницы, воздвигнутые для них, разрушились. Жрецы, совершавшие по ним службы заупокойные, ушли, надгробия их рассыпались в прах, забыты часовни их. Но увековечили они имена свои писаниями отменными. Память о сотворивших такое сохранится навеки. Будь писцом, запечатлей это в сердце своём, дабы и твоё имя пребывало во веки веков. Полезнее книга расписного надгробия, полезнее она часовни, прочно построенной. Книга заменяет им заупокойные храмы и пирамиды, и пребудут имена мудрых писцов в устах потомков, словно в некрополе.
Умер человек, стало прахом тело его, и все близкие его покинули землю. Но писания его остаются в памяти и в устах живущих. Книга полезнее дома обширного, благотворнее она часовни на Западе, лучше дворца богатого, лучше надгробия во храме.
Есть ли где равный Дедефхору? Найдёшь ли подобного Имхотепу? Нет ныне такого, как Неферти или Ахтой, первый средь них. Я назову ещё имена Птаемджехути, Хахаперрасенеба. Есть схожий с Птахотепом или Каиросом? Мудрецы предрекали грядущее — всё исходившее из уст их сбываюсь. Запечатлёно оно в изречениях и в книгах их. Чужие дети стали им наследниками, подобно собственным детям их. Сохранили они в тайне вдовство своё, но начертано оно в поучениях их. Они ушли, но не забыты их имена, и живут они в писаниях своих и в памяти человеческой» [66] .
66
Перевод с древнеегипетского М. А. Коростовцева. Памятник датируется XIII веком до н. э.