Плавания капитана флота Федора Литке вокруг света и по Северному Ледовитому океану (с илл.)
Шрифт:
Нельзя не заметить при этом, что во всех поселениях Российско-американской компании, которые мне случилось видеть, господствует примерная исправность во всех отношениях. Ничего не проглядеть, на все быть готовым – было правилом Баранова; дух этого необыкновенного человека витает, кажется, и теперь над им основанными заведениями.
Острова Св. Георгия, Св. Павла с несколькими меньшими называются вообще островами Прибылова, по имени штурмана, открывшего их около 1786 года. Они переимели множество названий: вначале назывались Новыми, потом Лебедевскими; Шелихов назвал их Зубовыми, в честь одного благодетеля своего; некоторые именовали их Котовыми, другие Северными; в колониях называют их до сих пор «островки».
К открытию
Остров Св. Павла – вулканический, судя по множеству находимой на нем лавы и пемзы; напротив, главные породы острова Св. Георгия – гранит и гнейс. Оба острова покрыты тундрой и совершенно безлесны; в некоторых местах растет мелкий тальник. Наученные нуждой, промышленники отыскали тут несколько родов съедобных кореньев, которые они по-своему называют: желтый корень, кутогорный корень, корень чигильник, сарана, макарша и пр. Репа и картофель разводятся в небольшом количестве.
Положение островов заставляет ожидать климата сурового и неприятного. Так называемая весна начинается здесь в конце апреля или в мае, когда появляется кое-где зелень. Летом стоят густые туманы, ясных дней весьма мало, а показывается солнце только изредка. В октябре выпадает снег, а в декабре северными ветрами приносятся льды, которые иногда, если господствующие ветры случатся от севера, остаются до мая и доставляют обитателям удовольствие посещений [их] белыми медведями.
После этого неудивительным покажется, что при открытии «островков» единственными обителями их, и то только летом, были бобры и котики, последние особенно в великом множестве. Шелихов, тотчас по отыскании их, отправил туда промышленников, а впоследствии были посланы алеуты с Уналашки. Теперь живет на Павле русских 11 человек и алеутов с женами и детьми 150; на Георгии – русских 6, алеутов 75. Алеуты меняются, смотря по желанию, через три и четыре года, а некоторые остаются и долее. Полезнее было бы переселить сюда однажды навсегда несколько семей, ибо, привыкнув здесь к изобильной мясной пище, алеуты, по возвращении в Уналашку, от гнилой китовины, которая всегда остается первейшим для них лакомством, занемогают, и часто смертельно.
Кроме двух или трех домов на острове Св. Павла, выстроенных из леса, доставленного из Ситки, на обоих островах для жительства служат дощатые юрты, покрытые дерном. Для отопления их, для сушки звериных шкур и пр. собирается с большим трудом по берегам выкидной лес, для чего нужно иногда спускать людей с утесов на ремнях.
Занятия жителей состоят в промысле котиков, сивучей, песцов, птиц, выделке шкур и собирании выкидного леса. За исключением последней работы, продолжающейся круглый год, все другие, начавшись в мае, кончаются в ноябре. Остальные затем полгода проводятся в совершенной праздности, вредной сколько для здоровья, столько и для нравственности. Прилежнейшие из алеутов занимаются вырезанием из кости разных безделиц, точением шашек и пр. Многие играют хорошо в шахматы.
Множество бобров, сивучей, котиков, особенно последних, найденное при открытии островов, превосходит воображение. В то время все эти животные были так смирны, что промысел их не требовал иного труда, как идти с дубиной вдоль берега и бить на выбор любого. Это было до того легко, по рассказам, что промышленники имели обыкновение играть в шахматы по бобру за партию, но с тем, чтобы проигравший бил на берегу или на отмели именно того бобра, который выигравшим будет назначен. Промышленники утомлялись легкой добычей. Зато Прибылов в первые два года добыл более 2000 бобров, 40000 котиков и 6000 голубых песцов, не считая того, что досталось на долю других.
Но приволье это продолжалось недолго, благодаря безрассудному истреблению животных.
Уменьшение промыслов шло быстрыми шагами: бобров скоро не стало ни одного, а котиков становилось год от году менее; поэтому, когда «островки» с Уналашкинским отделом были присоединены к общему управлению колоний, первое попечение Баранова было остановить на них промыслы на два года. Впоследствии постановлено было, какую часть стад или лежбищ не трогать. Но, невзирая на это, количество добываемого зверя продолжало уменьшаться. В 1811 году вывезено с «островков» 80000 шкур; в 1816 году – 53000, в 1821 году – 50000, а в 1827 году – 30000 (из коих с Павла – от 20000 до 25000, с Георгия – от 5000 до 8000). Ясно, что этот источник промыслов грозит совершенно иссякнуть. Изложение порядка, в каком производится котиковый промысел, объяснит причину его оскудения.
Промышленники разделяют котиков на пять разрядов: 1) секач, старый самец старше 4 лет; 2) полусекач, от 3 до 4 лет; 3) холостяк, двухгодовой; 4) осенний кот, или же серый и 5) матка, или взрослая самка.
Котики приходят с юга к островам в половине апреля и, как утверждают старожилы, ложатся всегда на тех же местах, которые занимали прежде. Самцы появляются первые; за ними в половине мая самки. По приближении их самец громким ревом сзывает к себе своих маток, которые и располагаются около него, между тем как секач занимает какое-нибудь возвышение, с которого мог бы обозревать все свое семейство и не допускать к нему других самцов. Бойкий секач имеет от двухсот до трехсот маток; слабые и старые – по одной и по две. Холостяки, будучи слабее секачей, боятся их и располагаются всегда дальше, окруженные небольшим числом маток.
Самка не сходит с берега, покуда не освободится от бремени, с которым пришла. Обыкновенно носят они по одному котенку и весьма редко [по] два. В июне они начинают сообщаться снова. Ревность и злость самцов в это время превосходит всякое описание. Горе слабому, который с намерением или неумышленно подойдет к чужому семейству: хозяин бросается на него и вмиг убивает ластами. Если же оба равно сильны, то бой продолжается долго, куски мяса от обоих летят на воздух, и нередко один из двух остается на месте. Ревности же приписывают то, что секач во все это время не сходит в воду, ибо если бы он хоть раз оставил свое стадо, то матки разбрелись бы по другим табунам. Оставаясь почти два месяца без пищи, он, наконец, совершенно иссыхает или ослабевает.
Молодые котики сосут матку до самой осени и в это время другой пищи не знают. До июня месяца ползают они только по камням, не спускаясь на воду; в июне начинают плескаться в море между камнями. Когда котенок подрастет, матка относит его в зубах от берега, бросает в воду и плавает вокруг, покуда он барахтается и силится выползти на берег; когда выйдет, то матка снова тащит его в воду, и так до тех пор, пока он не выучится плавать. Месяца через два становятся они уже сами мастерами. Ночь проводят на берегу, поутру сходят в море и плавают до полдня, выходят отдыхать; потом опять часа на четыре идут в море. В конце сентября или в октябре они уже совсем вырастают, и тогда начинаются отгоны.
Промышленники, расположившись цепью вдоль берега и отрезав лежбище от моря, гонят сначала всех без различия в гору. Придя на равнину, отделяют секачей, холостяков и маток, которых провожают обратно к морю; молодых же, назначенных на убой, гонят далее к селению, на расстояние 2 или 3 верст, не быстро и давая часто отдыхать, ибо без этой предосторожности они иногда умирают от изнеможения, особенно в тихое и теплое время. Пригнав к селению, бьют их палками (дрыгалки). На острове Св. Павла отгоняют сразу по 3000 и 4000 котиков, а на Георгии от 500 до 2000.