Болеть нельзя. И умирать нельзя,пока звонят по праздникам друзьяи есть, кого позвать на день рожденья.Пока не все закончены дела,в саду ни разу слива не цвела,не варено сливовое варенье.У мамы отопленья дома нет.А мама есть, ей восемьдесят лет,она не хочет выходить из дома.Есть яблоки, не пропадать же им?В кастрюле тесто кажется живым,такая в нем растущая истома.А ты томишься, сочиняя стих,момент для засыпанья пропустив, полночи провозившись с пирогами.Раскладываешь
по пакетам снедьи думаешь, что – нет, нельзя болеть,когда наутро надо ехать к маме.
Надежда Кондакова
«Этот мальчик, порезавший нежные вены…»
Этот мальчик, порезавший нежные вены,этот в сумерках века влюблённый герой,непорочный, как Блок, как де Сад – откровенный…Но – гора никогда не сойдётся с горой!Только лет через двадцать, а может, и больше,ты услышишь сквозь зуммер отчаянный крик,что любовь не сгинела, как вечная Польша!Так порочная Клио развяжет язык.И сквозь тысячу русских соборов и башен,и сквозь сто иудейских великих пустыньты увидишь, что слеплен из пыли и брашенэтот мир, погружённый то в ужас, то в синь.И почувствуешь там, на другой половинето ли космоса, то ли бездонных Бермудкак колотится в чёрной безжизненной стыни,твоё сердце, обвитое тысячью пут.И восстанешь, как сфинкс – из песка или глины,или вовсе – из боли, тоски, черноты…И поймешь, что как прежде, чисты и невинны —и лукавая вечность, и мальчик, и ты…
Виталий Штемпель
«Жил не с краю, – в дальнем том краю…»
Владимиру Алейникову
Жил не с краю, – в дальнем том краю,Где ни городов, ни горожан.Стайки сопок. В кузнице – вальжан.Я вернусь на родину мою.Там всё также. Глушь и – тишина.День минул – не отыскать улик.Кормчими богатая странаВ рай вела, да завела в тупик.Но живут. Протянут ковш-потир:«Пей и не желай нам перемен».Всяк мудрец. И грешный этот мирВидит, как из бочки Диоген.Может быть однажды отболит:Там ли был им, или здесь я гость?..В три рядка дома – убогий вид,В шаге от околицы – погост.Даль, в которой тысячи дорог.Миражи над синим ковылём.Смог уйти – глядишь и вспомнит Бог.А остался – позабудь о нём.
Станислав Минаков
Опустевшее время
Станислав Александрович Минаков – поэт, переводчик, эссеист, прозаик, публицист. Родился 22 августа 1959 г. в Харькове. Закончил в Белгороде восемь классов школы № 19 и Белгородский индустриальный техникум (1978) а в 1983 г. – радиотехнический факультет Харьковского института радиоэлектроники Публиковался в журналах, альманахах, антологиях, хрестоматиях, сборниках многих стран. Автор 5 книг стихотворений. Член Национального союза писателей Украины (принят в 1994, исключен по политическим мотивам в 2014), Союза писателей России (2006), Русского ПЕН-клуба (2003). Лауреат Международной премии им. Арсения и Андрея Тарковских (Киев – Москва, 2008), Всероссийской премии им. братьев Киреевских (2009), Харьковской муниципальной им. Б. Слуцкого (1998), «Народное признание» (2005) и др. С 2014 г. живёт в г. Белгороде.
Последний
Хуже всех придется тому, кто останется тут один —озирать опустевшее время вокруг себя —помраченный ядом напрасных своих седин,угасающей памяти ниточки теребя.Он бы рад за усопшими следом сбежать, уйти,но земля зачем-то носит его, хранит.Ибо неисповедимы Господни пути,и непостижим оснований Его гранит.А оставшийся шепчет: «Боже, я так устал!»«Господи, – он бормочет, – как всё болит!»Он доел всю овсянку и даже допил фестал,но Господь его даты всё длит и длит.Нескончаем урок. Одиночества двести лет.Он встаёт и, качаясь, бредёт – за шажком шажок.Он бормочет псалом, посылая друзьям привет.И они с облаков помавают: держись, дружок!
Собакин триптих
1
Человек тоскует по собаке.То и есть та самая тоска:Слышится, как будто паки, паки —ближний лай из дальнего леска.Человек глядит на юго-запад,видит там коричневый закат.А слезоточивый песий запахне уходит никогда, никак.Может быть, пора угомониться,и наступит в целом благодать.Ты жива ещё, моя мопсица?Трудно с расстояньем совладать.Но помеха ль сотня километровнам для волевого марш-броска?Заиграйте на рояле «Petroff»,чтобы враз покинула тоска!
2
Ты стареешь. Но всё ж не очень.А собака – стареет быстро.Увядает от ночи к ночи,как карьера премьер-министра.Отвисают у пёски ушки,как тесёмки у старой шапки,льнет седая башка к подушке,не вмещаются лапки в тапки.Окликаешь зверька из бездныи моргаешь на мониторе,но старания безполезны —даже если полезно горе.Понапрасну твой голос дышит,ничего у тебя не выйдет:даже если собака слышит,то мерцаний твоих – не видитв нетех тщетного интернета.Кроток сфинкс у камней Хеопса.Нет на свете грустней портрета —носогубные складки мопса.
3
Человечек – собачья обличка – нас на здешней земле посетил.Притулился, душа-невеличка, погрустил, подышал, отпустил.Где ты, Сонька, родная мопсонька, где теперь твои машут крыла?Что ж так мало, столь кратко-тихонько ты меж нас пожила-побыла?Говорят, у преддверия Рая ты нас встретишь в положенный срок,подбежишь, золотая, играя, и с собой поведешь за порог.А покуда – с тревогой незрячих, в непонятке, нахлынувшей враз,помним глубь человечьих собачьих понимающих преданных глаз.И когда мы гребём, заметая по углам ежедневную персть,к нам слетает, летит золотая, золотая собакина шерсть.
«В неделю первую Поста…»
В неделю первую Постабыла еда моя проста,да – тяжек ум. Хотя в капели,слетавшей с синего холста,я слыхом слышал Те уста,что говорили или пели.В неделю первую Постабыла душа моя чистаи по отцу сороковинысправляла. И, неся свой крест,сквозь слезы видела окрестсвои ж безчисленные вины.Не досчитавши до полста,я список лет прочел с листа,и, ужаснувшись, благодарен:у Гефсиманского кустамне тоже Чаша – непуста,напиток огненный – нектарен.
Свечка – тоненький цветочек, свечка – странный огонёк,света надобный глоточек, окормительный денёк,рвущий тьму непрободную, эту тягостную жуть,эту родину родную, помрачённую не чуть,эту сладкую заразу, этот морок, этот гной,этот ад, нависший сразу над тобой и надо мной.А всего-то колыханье – золотое, как слюда.Однократное дыханье, но посланье – навсегда.И сияет как ребёнок благодарный имярек…Свечка – стойкий стебелёнок, свечка – верный человек.