Плазмоиды
Шрифт:
Максим, с позволения Папы, вкратце поведал обо всем, что произошло в металлическом кубе, генералу и Волковой, опуская лишь прямое цитирование текста пророчества. Да он его и не запомнил толком, это Торик со своими феноменальными способностями мог повторить что угодно, единожды услышав.
– С точки зрения военной науки, то, что вы предлагаете, называется диверсионной операцией с недопустимой степенью риска, – проговорил Пимкин, когда Долгов закончил рассказ. – А вот с гражданской точки зрения – просто-напросто абсурдом.
– Николай Сергеевич, не за тем ли вы нас сюда привезли, чтобы попробовать докопаться
Генерал снял очки и протер запотевшие от влажной утренней свежести стекла платочком.
– Долгов, ты хотя бы представляешь, как мы доберемся до Ближнего Востока? Ты хоть раз бывал там? Видел, что творится в Секторе Газа? На берегу реки Иордан? А я бывал. Тот ад пожарче вторжения плазмоидов будет, потому что в его котлах кипят человеческие ярость и ненависть. Уже не одну сотню лет.
– Максим, ты думаешь, нам действительно необходимо туда ехать? – как-то беспомощно спросила Маринка, шедшая рядом. – С нами пятилетняя дочь… А здесь я ее не оставлю. Я ее нигде не оставлю… К тому же я так устала от этого бесконечного бега.
Максим долго молчал, глядя на носки своих ботинок, которые мелькали на фоне чисто вымытого асфальта дорожки.
Вся их группа уже полчаса неспешно прогуливалась, сопровождаемая охраной, по бесконечным аллейкам, площадкам, скверикам. Вокруг росли ухоженные деревца, кусты, стриженные, словно по линейке, зеленела травка на лужайках. И если не поднимать голову на колоссы полуразрушенных капелл и церквей, то можно было подумать, будто попал в загородную усадьбу к богатому князю или крупному олигарху.
Чуть поодаль шествовал сам понтифик в окружении телохранителей. Он тяжело дышал и опирался на позолоченную трость. Видно было, что старик устал – он то и дело кутался в теплую мантию и приостанавливался, чтобы перевести дух. Изредка он отдавал какие-то короткие распоряжения по мобильнику, который услужливо подавался помощником, облаченным в темное одеяние.
– Можно, конечно, никуда не ехать, – произнес наконец Долгов, останавливаясь и крепко прижимая утомленную Ветку к себе. Все остальные тоже притормозили. – Можно остаться. Найти заброшенную шахту поглубже или бомбоубежище, забраться туда, погасить свет, выключить все электроприборы… И ждать.
– Чего ждать-то? – хмуро спросил Егоров.
– Пока проклятые плазмоиды не уничтожат все на этой беспечной планете. А когда дождемся, можно вульгарно сдохнуть.
– Нехорошее слово сказал, – незамедлительно прокомментировала Ветка.
– Еще какое, – согласился Максим.
Наступила неловкая пауза. Стал слышен шелест ветерка в кронах деревьев, покашливание понтифика в нескольких метрах позади, далекие крики так и не угомонившейся за ночь толпы римлян из-за высоких стен.
– В сложившейся ситуации я вижу только один выход, – сказала молчавшая до этого полковник Волкова. – Судя по рассказу Максима, пророчество гласит, что в Вифлееме нужно быть всем пяти привратникам. Иначе затея априори теряет смысл…
– Я не доверяю полковнику, – замогильным голосом прогудел Торик. Он уже во второй раз повторял эту фразу.
– Да помолчи ты! – в сердцах одернул его Пимкин. – Кажется, я уже высказывал свое мнение на этот счет!
Папа остановился и присел на резную лавочку, покрытую росой, даже не заботясь о чистоте и сухости мантии. Телохранители замерли рядом. Тот, у которого через глаз тянулась черная повязка, подхватил трость.
– Госпожа Волкова права, – подал голос Фрунзик. – Нам необходимо решить: либо мы отправляемся в рискованное и сомнительное путешествие все вместе, либо – никто. Плюсы: если пророчество верно истолковано, у нас есть возможность остановить этих бездушных огненных монстров и спасти тех людей, которых еще можно будет к тому моменту спасти. Минусы: пророчество может быть истолковано неверно, мы можем не добраться до Израиля или Палестины, у нас может не получиться воспользоваться артефактом – если он вообще существует. Мы можем элементарно не успеть. И прочее. Вот такой вот пейзаж в темных тонах. Друзья мои, давайте-ка голосовать.
– Безумие, – прошептал генерал.
– Кто «за»? – Фрунзик Герасимов закрыл глаза, словно прыгая в омут, и поднял руку.
Святослав Торик лишь утвердительно кивнул.
Юра Егоров, мрачный, как бес перед расстрелом ледяными пулями, вскинул конечность и протяжно вздохнул.
Максим посмотрел на Марину. «Если сейчас в ее взгляде промелькнет искра сомнения, – подумал он, – я не смогу. Просто не смогу больше рисковать семьей. Пусть даже ради всего человечества…»
Все замерли в ожидании ответа.
Маринка открыла рот, чтобы произнести решающее слово, но тут снизу пролепетала Ветка, о существовании которой в эту минуту все как-то подзабыли:
– Фоччи сказал, что нужно идти. Он уже два… пурум… – Она согнула большой и указательный пальчики на правой ручонке. Подумала и согнула еще и средний. – Нет, Фоччи уже три раза повторял, что нам нужно быть там, где… где он не знает.
После этого долго никто не произносил ни слова.
Егоров с Герасимовым переглядывались и пожимали плечами. Маринка так и стояла с открытым ртом. Иоанн Павел III заинтересованно повернул голову, ожидая продолжения фразы… А Торик смотрел на Ветку в упор своими маслянистыми черными глазами и криво улыбался одной стороной губ.
Она сначала нахмурилась и принялась деловито поправлять шапочку, а потом вдруг тоже улыбнулась ему. По-детски открыто и обезоруживающе.
Первым молчание нарушил Долгов.
– Вета, а кто такой Фоччи? – осторожно спросил он.
– Фоччи – мой друг.
Максим хотел еще что-то спросить у нее, но тут к нему неожиданно подошла Волкова и, крепко ухватив за локоть, отвела в сторону.
– Понимаете… – неуверенно начала полковник, что было совершенно на нее не похоже. – Понимаете… тут такое дело… Вы только не волнуйтесь, это часто случается в ее возрасте…
– Что случается? – глухим шепотом перебил Долгов. Сердце у него екнуло, в голову полезли несуразные картинки: светлые палаты детской психушки, пожилой врач-педофил, малыши с пеной у рта.
– У вашей дочери с недавних пор появился… м-м… воображаемый друг.
Максим несколько секунд тупо смотрел на приятное, но не слишком женственное лицо Волковой, не понимая смысла сказанного.
– Процесс формирования несуществующих образов – совершенно неопасная психическая девиация для детей в ее возрасте, – успокоительным тоном продолжила полковник. – Неудивительно, что в условиях, в которых оказалась ваша дочка, в ее психике спонтанно возникла модель воображаемого собеседника.