Племя
Шрифт:
Тогда встал Старший воин, Красноглазый Пэла, и стукнул копьем о камень:
– Твои речи неразумны, шаман! Горе и смерть помутили твой разум! В Бесконечных пещерах малые дети и немощные старики найдут гибель, и ты найдешь ее там тоже. Демоны-Живущие-В-Подземном-Мире уже предвкушают добычу, уже точат клыки о черные камни, уже капает их огненная слюна на пещерный мох. Путь, что указал ты – это путь к гибели племени!
Но возразил шаман:
– Я попрошу помощи у Предков и они защитят нас от Демонов. Зато ни один Белокожий никогда не войдет в Бесконечные пещеры!
И еще сказал, хмуря седые брови:
– А
Красноглазый Пэла обвел тяжелым взглядом притихших Людей ночи, посмотрел в глаза каждому ребенку, каждой женщине, каждой старухе, каждому старцу, и прочитал в этих глазах страх и надежду. И слова, что он приготовил, застряли у него в горле. Пэла отвернулся, зачерпнул горсть снега, жадно схватил ртом, закашлялся… Потом глухо заговорил, не поднимая глаз:
– Уходить дальше в горы всем вместе – верная гибель… Нет еды, нет укрывища, нет дров… Белокожие, пусть Демоны съедят у них печень, не отстают, и их слишком много… Всем не спастись… Племя погибнет… Я хочу, чтобы в этот гибельный миг мы поступили по Закону Предков!
Пэла вскинул голову и вновь посмотрел на сидящих. И люди сжались под взглядом его налитых кровью глаз. Люди зашевелились, послышался ропот, вскрики, быстро слившиеся в тревожный гул многих голосов.
Лишь дети, которые не знали о Законе Предков, с надеждой смотрели на Старшего воина. И Пэла вновь отвернулся.
Шаман покачал головой:
– Вот, значит, как… Закон Предков… Пусть выживет сильный и возьмет себе все по праву силы…
– Да! – Пэла словно обрадовался, что не ему пришлось произнести эти слова, и заговорил уверенно, кладя слова, словно стрелы во врага: – Мы, воины, уйдем по Запертой тропе. С нами пойдут самые сильные женщины, те, кто после битвы у Синего перевала стоит с нами плечом к плечу, убивая Белокожих. Мы уйдем в Загорье, куда не дотянуться белые руки. И вот там, там, а не в гибельных Бесконечных пещерах, женщины родят нам детей, и племя Людей ночи будет жить. А потом мы вернемся и отомстим Белокожим за все! И за всех…
И стало тихо, только ветер сильнее завыл меж камней.
– Даже звери, неразумные звери никогда не бросают детенышей! – наконец тихо проговорил шаман, и заковылял по камням к краю пропасти: – Даже птицы, безмозглые птицы до конца защищают своих птенцов!
Шаман обернулся и голос его вдруг загремел, словно гром, перекрывая свист ветра:
– Даже рыбы в студеных реках, рыбы, чья кровь холодна, как лед, охраняют свое потомство, отгоняя чужаков! А что сказал ты, Старший воин?! Мы, люди, ЛЮДИ! – бросим детей и женщин, бросим стариков на верную смерть?
– Да кому они нужны? – ощерился Пэла, кивнув на сбившихся в кучу ребятишек постарше, на прижавшихся к матерям сосунков, на качающих головами стариков: – Белокожие не тронут их, они заберут всех к себе, поселят в теплых домах и заставят работать на полях. Это лучше, чем смерть. А потом мы придем и освободим всех!
– Нет! – рявкнул шаман, пристукнув посохом: – Вы никого не освободите, потому что мертвым не нужна свобода! Белокожие убьют всех, всех, ты слышишь! Они зарежут стариков, как овец, они надругаются над женщинами и взденут их на копья, они перестреляют детей, как куропаток, из луков, а младенцев кинут в пропасть, как ненужные отбросы. А потом они пойдут по следу тех, кто ушел. Они достанут вас и в Загорье! Демоны помутили твой разум, Старший воин. Сядь! Твой путь – путь безумия и смерти!
– Не сяду! – Пэла угрожающе наклонил голову, и копье в его руке тоже наклонилось вперед. Тускло блеснул широкий наконечник.
– Но может быть Пэла прав… – робка подала голос целительница Насма: – Может быть, Белокожие пощадят нас…
– Не может! – отрезал шаман: – Белокожие ненавидят нас… Они другие. Они поклоняются Рыбьему-Глазу-Дня, а мы – Великой-Матери-Сияющей-В-Ночи. У них белесая кожа, а у нас – темная. Они превратили огонь в раба, а у нас огонь – наш брат. Они едят вареное мясо, а мы – живое, сырое. Никогда никто из Белокожих не пощадит Людей ночи. Они убивали нас всегда, как диких зверей. Поэтому помолчи, Насма, если мысли твои заблудились в тумане.
– А помолчите-ка вы все… – раздался вдруг каркающий голос, и люди вздрогнули, настолько резким и неприятным он был.
Из вороха тряпья и старых облезлых шкур выбралась и на четвереньках переползла на середину, поближе к стоящим друг против друга шаману и Зарду, сгорбленная косматая старуха, прорицательница Вэжанэ.
Она воззрила единственным горящим глазом в темное мутное небо, воздела костлявые руки вверх и закричала, словно раненная ночная птица:
– Демон Ночи и Демон Огня говорили со мной словами туманными мрачного смысла: Кто будет бежать – погибнет. Кто будет стоять – погибнет. Кто будет лежать – погибнет. Кто будет спать – тот спасется!
– А ну пошла прочь, старая карга! – вдруг взревел Пэла: – Довольно нам слушать выживших из ума стариков и кликуш! Воины и сильные женщины уйдут по Запертой тропе. Я сказал! Мы уходим! Прямо сейчас!
– Я прокляну тебя! – прошипел шаман.
– Я убью тебя! – ответил Старший воин.
– Проклятие страшнее смерти! – возразил шаман.
– А вот посмотрим… – усмехнулся Пэла, перехватывая копье поудобнее. Воины за его спиной тоже подняли оружие.
Шаман сел на камень и горестно опустил руки:
– Идите… Все равно Запертая тропа пропустит лишь самых сильных. Не многие из вас доживут до завтрашней ночи…
– Бесконечные пещеры пожрут вас раньше. – бросил на прощание Пэла, и первым шагнул во мрак, спускаясь со скалы, которая приютила племя.
Один за одним воины и женщины, что стали воинами в последние дни, уходили прочь. Кто-то – опустив голову, кто-то – наоборот, высоко подняв ее, но никто не смотрел на оставшихся. Плакали дети, горестно стонали старухи, сжимали бессильные кулаки старики. Пророчица Вэжанэ сидела на холодных камнях и тихонько выла, словно передразнивая ветер.
– Не надо, старая… – тронул ее за плечо шаман: – Этим уже не поможешь… Мы все погибнем – без заслона нам не успеть к Бесконечным пещерам. Сила победила ум и опыт. Теперь надо встретить смерть достойно…
Рассвет наступил, но мгла вокруг осталась почти такой же непроглядной, как ночью. И все так же выл ветер, и все так же сидели у потухших костров люди. Плакали дети, плакали женщины. У края пропасти лежало тела старого охотника Кууда – он умер в самом конце ночи, в час Нетопыря, и шаман Кань закрыл его невидящие глаза.