Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский
Шрифт:
Ошеломлённый Юрий застыл на месте. Великая княгиня смерила его жалостным взором с головы до ног, молча перекрестила и, поражая величием, красивая и прямая, удалилась на женскую половину.
6
Тоскливая ненастная осень в тереме: оконца серы, углы темны. Светиль освещает лишь стол с кружкой взвара да край лавки, на которой сидит Борис Галицкий. Сам князь - в глубоком
– Что, - спросил Галицкий, - ответил на сватовство государь Василий Дмитрич перебежчику тверскому Ивану Холмскому?
Юрий поднял брови, дивясь: будто всеведущий на сей раз не ведает! Иван Всеволодич Холмский поссорился со своим дядей, великим князем Михаилом Тверским. Богатырь Михаил, имея шестьдесят шесть лет от роду, бодрствует духом и телом ещё настолько, что не даёт покоя подколенникам-родичам. Племянник не выдержал и отъехал в Москву, где был отменно ласково принят Василием. Тут же получил в кормленье Торжок, в пику не столь новгородцам, сколь дяде, привыкшему считать этот город почти своим. Более того. Перебежчик посватался к сестре великого князя Московского семнадцатилетней Анастасии Дмитриевне и...
– Знаешь ведь, что отвечено, - заметил Галицкому Юрий, но всё же сказал: - Как отвечают, соглашаясь на свадьбу? «Хлеб-соль берём, а вас пировать зовём».
Боярин кивнул:
– То-то в тереме великокняжеском нынче дым коромыслом. Завтра понесут к столам лебедей, журавлей, цапель, уток. Повара будут жарить на вертеле грудинку баранью с пряностями, вырезку говяжью, достанут из погребицы заливную зайчатину, печень просветлённую...
Юрий перебил:
– Печень... из погребицы?
– Виноват, - поправился Борис, - печень возьмут свежую, подадут слегка с кровью. А ещё вяленую свинину, сельдь на пару, тавраичук стерляжий, заливное из белорыбицы, осетрину свежепросоленную, поросят нежирных...
– Ты, случаем, не голоден?
– осведомился князь иронически.
Боярин широко улыбнулся:
– Просто представил, как твоя милость будет пить меды, - светлый, паточный, боярский, ягодный и запивать медвяным квасом.
Князь произнёс с досадой:
– Отлично тебе известно: я не пиюха.
– Квас же, говорю, - повторил Борис, - И морс. А вообще я хотел выяснить: что больше тебе по праву, мазуни в горшке или редька по-цареградски?
– И не сластёна, - совсем раздражился Юрий, уколов наперстника: - Тебя на пир не позвали, вот и сердишься.
Боярин принял равнодушный вид:
– Даже не мыслю! Кстати, хотел спросить: дядя жениха, Михаил Тверской, твоим братцем-государем позван на свадьбу?
Юрий махнул рукой:
– Звал волк овцу на пир, да овца нейдёт.
– Намереваясь переменить разговор, по-свойски полюбопытствовал: - А как твоя подружка Дарьица, оправилась от недавней немочи?
Борис отвечал шутливо, по поговорке:
– У меня жинка, как у мужика: придёт косовица, жинка спит, как совица, придёт жнитва,
Князь задумчиво побарабанил пальцами по змеиной голове подлокотника. Ждал: бывший дядька до конца выскажется (говорить ему не о чем) и пожелает по своему обычаю сотенку с ёлкой на сон грядущий, ибо увидишь сии дерева, - будешь смел, почётен и на высоком месте.
Однако Галицкий, говоря то да сё, тёр тыльной стороной руки лоб, поцокивал языком. Юрий, видя несвойственное бывшему дядьке смущение, поощрил:
– Ну, ну! Что ещё?
– Не решаюсь. Как бы не к месту будет.
– Мямлил говорун.
– К месту, к месту, Выкладывай, да живее!
– поторопил Юрий, допивая свой взвар.
– Не сказывал тебе, господине, - начал Борис, - люблю я иной раз в мужицкой одежде посещать московские злачные места.
– Вот так так!
– изумился князь.
– Послушать, что говорит народ, - пояснил боярин.
– Недавно совершил такой выход, взял в пару нашего дворского Матюшку Заряна.
– Скромный с виду Матвей!
– опять-таки удивился князь.
– Он - знаток мест, где можно услышать любопытные речи, увидеть необычных людей, - оправдал Галицкий свой выбор. И продолжил: - Привёл он меня на Варьский крестец в кабак, содержимый Афанасием прозвищем Бурляй. Сели, взяли пива простого да сушёных снетков. За соседним столом трое бражников пили мёд, заедали капустой квашеной, гусиными потрохами.
– Ты к чему меня мучишь сими откровениями?
– помрачнел Юрий, не любитель застолий, тем паче столь низких.
– Неспроста, - заверил боярин.
– Ох, неспроста! Разговор поначалу был так себе. Бражник чернявый осведомлял белявого: коли журавли успели улететь до Покрова, зима будет ранняя и студёная. А третий, рыжий, кудрявый, со шрамом через весь лоб, потребовал у белявого вернуть долг: ни много ни мало шесть серебряных денег. Должник попросил обождать от Покрова до Евдокей [51] . И тут чернявый в большом подпитии привязался к имени: Евдокия да Евдокия.
– Что за Евдокия?
– удивился Юрий.
– При чём здесь она?
51
«От Покрова до Евдокей»– поговорка, выражающая дальность времён, уговорного срока. От Покрова до Евдокиина дня, то есть от осени до весны.
Борис тяжело вздохнул:
– Обещай, господине: нелюбия не положишь, коли правду скажу.
– Говори, - велел князь.
– Княжил в Нижнем лет тридцать тому Андрей Константиныч.
– Двуродный дед мой по матери, брат умершего недавно Бориса, - вставил Юрий.
Боярин заговорил об ином:
– Белявый вспомнил жену его Василису, что много плакала о князе своём и, пробыв вдовою четыре лета, постриглась под именем Феодора. Тогда ей было лет сорок.
– Как моей матуньке, - сопоставил Юрий.