Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский
Шрифт:
Голос Василя Румянца:
– Господин князь! Не надейся на нас, мы уже теперь не твои и не с тобою, а на тебя.
Юрий вошёл, за ним остальные. Борис Константинович Нижегородский поднял взор на внучатого племянника:
– Брат! Что же это?
Князь Улан снова прокаркал царский указ, на сей раз как бы для одного Бориса. Тот открыл рот... Ищущие защиты очи двуродного деда в слезах были устремлены на Юрия. Дмитрий Александрович Всеволож приник усато-бородатыми устами к княжему уху:
– Решай дело, Юрий Дмитрич!
Память явила холодный образ государя-брата Василия. Он с дедом Борисом в Тохтамышевом войске пережил тягостный азиатский поход. Он выжал из великого хана ярлык на Борисово княжество. Он младшему брату вместо отца. Он благословит братний брак с княжною Смоленской. Он повелел
– Возьмите бывшего князя Нижегородского и его семью, - молвил он излишне громко, - держите порознь в тесноте, в оковах, до прибытия государя Василия Дмитрича!
Приставы окружили деда Бориса и повели. Тот не противился. Не сказал больше ничего, ушёл молча.
Молчанием проводила его «дружина милая». Молчали и бояре московские. Лишь князь Улан по уходе Борисовом обратился к Румянцу:
– Холодно у тебя тут, Василька, будто в зиндане [48] . Топить надо. Русский лес не Дикое Поле. Здесь ведь не кизяки, а дрова.
Зашуршали шубы боярские, застучали посохи, загудели обретающие полный звук речи. В них слышались льстивые слова о всеуспокаивающем, всеутолящем, всеободряющем пиршестве. Юрий вышел на высокое крыльцо, не сопровождаемый никем. Там столкнулся с Семёном Морозовым.
48
Зиндан– земляная тюрьма в центральноазиатских странах.
– Ты что здесь, учитель? Почему один?
Знаток прародителевых жизней понурился, пощипал светлую бородку, глянул исподлобья лазоревыми очами:
– Не мне кого-либо учить, Юрий Дмитрич. Видал немного, более читал. Вон, старый Всеволож прошёл все колья и сына Ивана так вразумил, что из Нижнего Москву прозревает.
– Далее, чем Москву, - Смоленск!
– поправил князь.
– Гонцы у него, как птицы. Нынче мне поведал о взятии Смоленска Витовтом.
– А мне доверил две вести, - сказал Морозов.
– Первая: государь Московский уже в Гороховце. Вторая: Анастасия Смоленская отослана к отцу в Рязань...
Юрий не дал договорить, вскрикнул:
– Выдумка! Ложь!
Семён Фёдорович обнял его:
– Пойдём, господин, провожу в отведённый покой. Отдохни от тяжёлого, счастливо исполненного дела.
В просторной спальне было тепло и чисто. Юрий рухнул на постель.
– Друг мой, скажи им: нейду на пир. Голова болит. Прикажи дать вина. Хочу быть один...
Опорожнив чашу, уснул без снов. Очнулся от постороннего шума. У изголовья стоял брат Василий.
– Спаси Бог тебя, Гюргий! Всё хорошо!
– Плохо!
– вскочил Юрий.
– Анастасию увезли. Ты солгал!
Государь обхватил брата за плечи, заглянул в глаза, покачал укоризненно головой:
– Ой, скор на приговор! Поразмысли спокойно: Витовт отнял Смоленск у верного своего служебника, так можно ль оставить княжну Смоленскую служить Витовтовой дочери?
5
Тишина после гвалта - рай после ада. Юрий вытянулся на ложе - руки по швам, ноги в струну, голова на подушке. Беззвучно дышат потемневшие брёвна необшитых хоромных стен. Из окна льётся свет. Над постелью медвежья шкура и привешанные к ней крест-накрест топор с мечом. Здешний хозяин Сорокоум Копыто, видать, любит оружие, но не столько боевое, сколько охотничье. Он без кровопролития сдал Торжок московским полкам, наскоро набранным из Коломны, Звенигорода, Дмитрова. Берите, мол, только не безобразничайте. А чуть удалились, радуясь бескровной победе, город взбудоражился, доброхот государев, местный человек именем Максим, оставленный наместником, был убит. Опять восторжествовала сторона новгородская. Ох уж этот Господин Великий, вольнолюбивый, капризный. Век за веком у него то мир, то немирье с князьями, сначала Киевскими, потом Владимирскими, теперь Московскими. Государь-братец хуже татуньки задирается с крикунами-вёчниками. Придрался к их нежеланию иметь митрополита всея Руси судьёй в мирских делах, - того самого Киприана,
Лёгкий на помине Владимир Андреич без стука взошёл, устало опустился на лавку, свесил седые космы.
– Лежи, лежи, Юря, отдыхай перед возвратом домой. Путь нелёгкий.
– Почему тёмен, дядюшка?
– спросил князь.
Серпуховской покряхтел:
– Гонец из Москвы с чёрными вестями.
Племянник сел, рванулся встать, дядя движением руки удержал: - Брат твой младшенький отдал Богу душу.
– Константин?
– Иван.
Помолчали. Иван слабенький был, болезненный, ненадолго пережил отца. Воля Божья!
– Двуродный дед твой, Борис Константинович, скончал жизнь, похоронен в Суздале, - продолжил невесёлые вести дядюшка.
Юрий приложил руку к груди, покрутил головой, как бы стряхивая с себя вину. Не стряхнул: понурился. Владимир Андреевич успокоил:
– Не казнись! Нижегородский владетель пал жертвой пользы государственной. Пора упразднить уделы, собирать Русь отдельную в крепкое целое. Я понял это и не горюю. Борис не понял.
– Его племянники, а мои дядья, Василий и Семён Суздальские, тоже не поняли, - досказал себе в оправдание Юрий.
– Оба побежали за ярлыками в Орду. Княгиня же Александра, жена Семёна, как слышал, сидит на Москве в оковах.
– Уже не сидит, - известил Владимир Андреевич.
– Мольбами великой княгини Евдокии Дмитриевны выпущена. Поселилась в земле мордовской в местечке Цыбрица, где бусурманин Хазибаба построил церковь Святого Николы.
Юрий перекрестился и облегчённо вздохнул.
– Самая тяжёлая весть, - поднялся с лавки Владимир Храбрый.
– Сентября двадцать пятого на семьдесят восьмом году жития земного отошёл в мир небесный преподобный отец наш Сергий, игумен Радонежский.
– Боже правый!
– вскрикнул Юрий.
– В минуту разрешения души от тела, - продолжил князь Серпуховской, - благоухание разлилось в келье. Лик Старца сиял светом и чистотой. Святые мощи были преданы земле близ той деревянной церкви, что сам построил.
– Святые мощи?
– переспросил юный князь.
– Ты полагаешь, крестивший меня старец - святой?
Дядюшка рассказал:
– Отбывая в этот поход, я, не помню в который раз, посетил свой серпуховской Высоцкий монастырь. Здесь подвизается ученик Сергия Афанасий. Зашла у нас речь о преподобном, и я узнал, кем был в Троицкой обители игумен для братии: поваром, пекарем, мельником, дровоколом, портным, плотником, короче, трудником, как купленный раб. Ни на час не складывал рук для отдыха. Ещё успевал принимать искавших у него пострижения. Не спускал глаз с каждого пришельца, возводя его на очередную степень иноческого искуса. Ночью дозором ходил мимо келий. Лёгким стуком в окно или дверь стыдил празднословивших. Поутру тихой, кроткой речью вызывал в них раскаяние без досады. Вот таков был старец Сергий.