Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

Полуян Вадим Петрович

Витовтовна вонзила маленькие глазки в будущего деверя. Уста её, тонкие, бледные, слегка пошевелились, но не произнесли ни слова. Что сказывать, коли она и он не понимают языка друг друга? Софья подняла пухлые руки, соединила указательные пальцы, вымолвила, коротко взглянув на князя и на смоленскую княжну:

– Ты... Она...

Потом разъединила пальцы и, то ли гневно, то ли весело прищурясь (не видно по бесстрастному лицу), погрозила князю.

3

Восемнадцатилетний Юрий склонился над рукомойником в виде барана, изливающего носом подогретую воду. Сама собой пришла на ум полузабытая песенка: «Встану рано, пойду к барану, к большому носу, к глиняной голове». Ах детство, как-то незаметно оно кануло! Вспомнилась лучезарная Домникея, чей миловидный лик облёкся в немирской, чёрный плат. Так

и безмятежная жизнь возмужавшего княжича потемнела от взрослости. Жаль прошлого, боязно будущего. Чем становишься старше, тем острее чувствуешь одиночество. Татунька отошёл в мир иной, матунька в этом мире, словно потусторонняя: живёт строительством новых храмов, благоустройством своей Воскресенской обители. Братья? Десятилетний Андрей ещё там, в утраченной Юрием благословенном детстве. Пётр с Иваном мал малы. Константин не вышагал из младенчества. Бывший друг, старший братец Васенька, теперь велик и недоступен: запросто не пообщаешься. Два года, как отзвенела кубками, отпировала, отпраздновала своё великокняжеская брачная чаша, а говорили с тех пор с глазу на глаз - раз, два и обчёлся. Вскоре государь-братец отбыл к Тохтамышу в Орду: важные государственные дела требовали решения. Перед отъездом удалось подстеречь его в переходе, обменяться несколькими словами. Эти слова для Юрия были на вес золота. Речь шла о его сватовстве к смоленской княжне, что всё ещё оставалась близ молодой великой княгини. Василий вскинул высокопарные, воистину материнские брови и обронил на ходу: «А, знаю. После. Никуда не уйдёт. Прежде - дело, после - наслаждение. Жди. Вернусь». Ждал три месяца. Размышлял о подспудных силах, что не давали переброситься с суженой хоть бы словом, малой, с ноготок, запиской, вот разве лишь взглядами, да и то издали. Анастасиины взгляды всегда выражали одно: вопрос! Ответные Юрьевы - виноватость и стыд от бессилия. Всё это было ещё в то время, когда Софья со своим окружением занимала женскую половину златоверхого терема. Великая княгиня-мать, Евдокия Дмитриевна, как-то по выходе из Столовой палаты взяла сына под руку, остановилась с ним в Набережных сенях, сказала: «Следи за собой, Георгий. Не клади тень на Анастасию Смоленскую. Или не знаешь? Для вашего счастья надобно засылать сватов к отцу её, что княжит из-под руки Витовтовой. А братцу твоему, государю, не до того сейчас». Юрий всё это знал и не находил себе места от этих знаний. Верный наперстник Галицкий на господские жалобы разводил руками: «В терему не в дороге: не слишком-то развернёшься. Девка Васса говорила со мной как-то. Домик во дворе для челяди, мужская и женская половина разделены тонкой стенкой. Так вот она уже лопочет по-нашему. Софья, по её словам, силится помешать тебе. Блажь ей в голову взбрела! Скачет, как коза, раздувается, как пузырь, злится, как рысь, съесть хочет!»

Совсем плохо пошли дела после великокняжеского отъезда за реку Яик, к ханской ставке. Со слов всеведущего дядьки Бориса, ещё до того, как Василий покинул Москву, между великими княгинями пробежала чёрная кошка. Под одной крышей не ужились старая с молодой. Евдокия Дмитриевна отказалась съехать из златоверхого терема. Пришлось государю-супругу выделить для молодой жены хоромы, что у Боровицких ворот. Там прежде жил его дед Иоанн Иоаннович, а ещё прежде святитель Пётр. С тех пор Юрий не мог видеть Анастасию даже издалека, так зазналась Софья на собственном особом дворе. Ежедневно князя мучили опасения: Анастасию должны отослать к отцу или к самовластцу литовскому. Тем более что между ней и Витовтовной, судя по слухам, не было ладу. Юрий не пропускал службы в соборе Успения: когда там появлялась Софья со своим окружением, он узнавал смоленскую княжну по сине-алому убрусу, покрывавшему голову. Стало быть, она ещё здесь, - тяжесть освобождала грудь.

Вчера вся Москва звонила в колокола. Православный люд праздновал возвращение Василия из Орды, как милость Небесную. Юрий выехал вместе со всею знатью за Москву- реку, на Великий луг, к Комаринскому пути, встречь государю-брату. Обнимаясь, не только о здоровье спросил, но шепнул: «Удели время малое для беседы». Не получил ответа. На пиру, здравствуясь кубками, успел пробормотать то же. Брат молвил: «Всему свой час». Нынче дядька Борис чуть свет пришёл из храма Пречистой от ранней службы, которую любила посещать Софья. Юрий проснулся: «Ну?» Галицкий отвечал, как юродивый: «Анастасия была, а Анастасии не было». Испугавшись княжеского лица, мгновенно поправился: «Враг попутал всё перепутать! Латынка Софья, перейдя в православие, тоже взяла имя - Анастасия. Кикимора назвалась красавицей. А твоей Настасьюшки, господин, нынче в церкви не было». Вот так чёрная весть! Юрий вышел из мыленки сам не свой. Надел верхнюю рубашку задом наперёд. Переоблачился, тяжело вздохнул: «До чего же за сердце ухватила беда предвиденная!» Обернулся... В дверях - братец Васенька.

–  Утро доброе, Гюргий! Рад с тобой говорить.

Свет, и вправду добрее некуда, изливался из окна. Высоко ещё осеннее солнце взлетело над кремлёвскими кровлями.

–  Утро вовсе недоброе, - мрачно молвил Юрий. — Анастасию Юрьевну, крадучись от меня, увезли из Москвы.

У Василия от усмешки даже усы скривились: один - вверх, другой -

вниз.

–  Совсем ты, Гюргий, потерял голову! В эту ночь я был в доме дедовом, у жены. Встретил там твою княжну. Отвесила мне три поясных поклона.

–  Ужели?
– воспрянул Юрий. От полноты чувств обнял брата.
– Поверишь? Три месяца неведения - пытка! Чего в голову не взбредёт?
– И разоткровенничался на радостях: - Решил: все вошли в заговор против нашего с княжной счастья. Матунька ссылается на обычай свататься у невестина отца. До него далеко! Софья Витовтовна ссылается на тьму причин, чтобы не принять меня, будто даже нечаянная моя встреча с княжной станет ей костью в горле. Ты... даже ты, - не взыщи за прямое слово, - кажется, готов вставить палку в колесо нашей брачной кареты. Или неправду говорю. Отвечай! Что задумался?

Василий молча опустился на лавку, упёр руки в колени, взор в пол. Юрий заметил белесоватую прядку на темени молодого великого князя. Стало стыдно за только что сказанное. Да ведь прозвучало, - в карман не спрячешь! Получай отповедь. Она была страшной своей обнажённой правдой:

–  Ты, Гюргий, сызмальства ставил меж нами незримый тын неприязни. Тебя нетрудно понять. Хотя я, будь тобой, так бы не поступал. Тяжко быть первым! Вспомни мои скитания ордынского беглеца, мои лишения в азиатской пустыне, в конце концов мою женитьбу недавнюю. Открою тебе, как брату, тайну: в жарких снах юности я испытывал сладость обоюдной любви. В яви - нет. Ты - счастливец! Тебе можно требовать первородства не за чечевичную похлёбку, а за самое ценное, чем украсил жизнь человека его Творец. Сенная девушка Васса донесла Софье вздохи своей госпожи по поводу твоей милости. Я же видел твою суженую, будучи не гостем, а пленником хитрого Витовта. И всё-таки принёс клятву. Да, справедливо подозревать: я теперь мог бы тебе завидовать. Но поверь: просто-напросто было некогда испытать зависти. Все три месяца в Тохтамышевой ставке хитросплетения дел преследовали денно и нощно. Надо было ловко польстить и щедро одарить всех: от беклярибека [39] до незначительного мурзы. Нужно было внушить Тохтамышу, что в его схватке с Темир-Аксаком я полезнее не как данник, а как союзник. Тут уж не пожалеешь сил! И вот победа в тяжёлой битве: я был принят в великоханском шатре с такой честью, какой не видел ещё ни один русский князь. Привёз ярлык на княжение Нижегородское, получил уделы Городецкий, Мещёрский, Тарусский. Так завершила своё перевоплощение Русь Владимирская - сильная держава, основанная ещё Андреем Боголюбским. В неё входили все области между пределами новгородскими, смоленскими, черниговскими и рязанскими. Теперь это - Русь Московская! До личных ли дел, когда столь значительно решаются дела государственные?

39

Беклярибек– высший чиновник в Орде.

Юрий не находил, что сказать. Стоял, склонив голову. Потом тихо молвил:

–  С младенчества преследует твоя правота. Вот и сейчас кажусь ещё незначительнее перед братним величием. Воистину ты мне вместо отца. Одно прошу: чтоб незримый тын, разделяющий нас, исчез, дозволь соединиться с Анастасией.

Василий встал. Положил брату руку на плечо. Сказал дружески:

–  Ещё потерпи время малое. Смоленский князь Юрий Святославич, шурин Витовтов и его ставленник, только что помогал Кейстутьеву сыну взять Витебск. Сейчас он в Рязани у своего тестя Олега. Чую, скоро будет в Москве. Не знаю, почему, но имею такое предчувствие. Дождёмся его, зашлём сватов, и летописец запишет: «В лето такое-то индикта [40] такого-то князь Юрий Дмитриевич на Москве оженился у князя Юрия Святославича Смоленского, поя за ся дщерь его именем Настасию».

40

Единица старинного церковного летосчисления, равная пятнадцати годам.

–  Твоими бы устами!
– просиял будущий жених.

Василий отошёл на полшага, вскинул голову:

–  А теперь внимай сказанное моими устами. В своё время ты славно исполнил услугу: доставил из Пскова ценность государственной важности.
– Василий подмигнул: сам, мол, знаешь, какую.
– Сегодня, - продолжил, возвысив речь, - тебе предстоит поручение много горше. Заутро отбудешь из Москвы в Нижний Новгород. С тобой поедут ханов посол князь Улан, наш воевода Дмитрий Александрович Всеволож, герой Донского побоища, его сын Иван, бояре Александр Белевут, Иван Кошкин и...

–  Семён Фёдорович Морозов, - с надеждой подсказал Юрий.

Он рассчитывал справиться с любым щекотливым делом при помощи знатока таких дел, своего учителя. Однако не представлял всей тяжести нового поручения.

–  Какой ещё Морозов?
– насторожился Василий.
– А, - догадался, - как хочешь.
– И твёрдым голосом продолжил: - По приезде предстоит свесть с великого княжения нижегородского Бориса Константиновича.

–  Что?
– смутился Юрий.
– Мы же ему внучатые племянники! Он же матунькин дядя!