Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский
Шрифт:
– Он мой соратник по азиатскому походу в Тохтамышевом войске, - сурово напомнил Василий.
– И тем не менее ты сместишь его, заключишь в оковы, разведёшь всю семью по разным городам в тесное заточение.
– Не смогу!
– взмолился Юрий.
– Недостанет духу!
– Сможешь! Приду следом со всей знатью. Улан возложит на мою главу нижегородский венец. Ты и только ты будешь ответствен за сие, благое для Московской Руси, действо.
– Так говорил уже не старший брат, но государь.
– Да, - сцепил зубы Юрий.
– Будь спокон, Василий!
Василий, уходя, приобернулся под низким сводом:
–
Юрий в шутку запустил в него поспешно скомканным полотенцем, расшитым «милому ангелочку» незабвенной Домникеей. Дверь тяжело захлопнулась.
Начались сборы. Был срочно призван дядька Борис. Негодовал, что остаётся в Москве: без него, дескать, юный господин не сладит с двуродным дедушкой Борисом Нижегородским, как не вырвет коренной зуб. Князь отмалчивался, боялся себе признаться в дядькиной правоте. Даже начинал жалеть, что избрал в сопутники всезнающего учителя, а не всеведущего приспешника.
Лёг заполночь. Увидел во сне медведя и, пробудясь, успокоился: помнится, Домникея говаривала: приснившийся медведь - враг богатый, сильный, но до смешного не умеющий сделаться страшным и опасным.
Утром стая всадников в окружении мощной охраны покинула Кремль, устремилась на северо-восток. Солнечный, тёплый октябрь надумал оканчиваться ветрами и ранним снегом. Перед Гороховцем кони уже утопали в снегу по бабки. На стоянке корчмарь предвестия: оттепели не будет.
– Это ладно, - рассуждал опытный воевода Дмитрий Александрович Всеволож, когда все отдыхали в воеводской избе за чашками горячего взвару.
– Ладына, ладына, - передразнил князь Улан.
– А как, бачка, будешь Бориса бить? Войска нету!
За отца отвечал сын Иван:
– Зачем бить, Улан-бек? Сам сойдёт со стола.
Татарин провёл под носом ребром ладони, недоверчиво сморщился:
– Сам никак не сойдёт. Стол бога-а-а-атый!
За Гороховцем стоянка была в местечке Волчья вода, уже на подступах к Нижнему. Юрию отвели покой в доме местного купца Гавриила Шушеры. Тот вёл торговлю дёгтем и запах в его жилье был дегтярный. Князь долго не мог заснуть.
Морозов, что разделял с ним опочивальню, тоже ворочался на широкой лавке.
– Отчего не спишь, Юрий Дмитрич? Вонь мешает?
Юрий вяло ответил:
– Вони у нас повсюду столько, что она ни в чём никому не может мешать.
– Помолчав, добавил: - Семейная пря гнетёт сердце. Гадаю, смогу ли выполнить государево повеленье.
Семён Фёдорович откликнулся:
– Будь в деда и прадеда.
Племянник Гордого, внук Калиты сел в постели:
– А что дед? Что прадед?
– Учитель лёг поудобнее, повёл спокойную речь:
– Около ста лет тому, Даниил Александрович, самый младший из сыновей Невского, владетель маленького Московского княжества, сумел приобресть Переяславль и Дмитров.
– Как приобрёл?
– спросил Юрий.
– Покуда ещё мирным путём, по наследству. А через год сын Даниила, твой одноименец, Юрий взял город Можайск уже силой и пленил князя его, Святослава Глебовича.
Ученик снова прервал учителя:
– Зачем нужны были моим предкам лишние города? Уж-ли причина - алчность?
– Не мысли худо о своих предках, - остерёг Семён Фёдорыч.
– Плох князь удельный, не мечтающий о великом княжении. Для этого нужно много денег
– Поумнели?
– засомневался Юрий.
– Не все, - уточнил Морозов.
– Просто несколько княжеств выделились и стали сильнее других: Тверское, Московское, Суздальско-Нижегородское, Рязанское. О главенстве же мечтали в Твери и Москве. Рязань с Суздалем старались лишь сохранить себя. Мелкие князья или продавали уделы, или стремились под крыло сильных. В конце концов сошлось так, что два володетеля объявились наследниками великого княжения Владимирского: Михаил Тверской и Юрий Московский. Первый - дядя, второй - племянник. Прав больше у того, кто старейший в роде.
– Так было, - перебил Юрий.
– Ныне не так.
– Ныне!
– усмехнулся Семён Фёдорыч.
– Ныне - слово нестойкое. Завтра может сызнова объявиться вчерашнее. Да и не в этом суть. А в том, что каждый дерётся за свою правду. Князья-соперники умчались в Орду. На Руси между их сторонниками разгорелась пря. С великокняжеским ярлыком вернулся Тверской. Московский же пробыл в Больших Сараях несколько лет, пытаясь изменить положение в свою пользу, даже женился на ханской дочке Кончаке. Вернулся, как царский зять, тоже с ярлыком да к тому же с татарским войском. Пошёл смирять Тверь в паре с темником Кавгадыем. Тверичи встретились с москвичами у села Бортнова. Михаил одержал победу. Кавгадый и Кончака оказались в плену. Юрий убежал в Новгород.
– Для чего ты об этом рассказываешь?
– спросил Юрий-потомок, недовольный Юрием-предком.
– Для того, - пояснил учитель, - чтоб знал: ведь ты завтра довершишь то, что началось век назад.
– Что началось?
– не понял Юрий.
– Мой двуродный прадед бежал...
– В жизни порой кажется, всё кончено, - продолжил Морозов.
– Ан, нет! Конец - оборотень начала. В тверском плену умерла Кончака. Эта смерть, - как ушат ледяной воды. Отравлена! Московскому Юрию ох как был выгоден такой слух!
– Хочешь обвинить прадеда?
– насторожился потомок.
– Боже упаси!
– взмолился Морозов.
– Хочу подвести к тому, что всем пришлось сызнова отправляться в Орду, дабы оправдаться в смерти столь высокой особы: и Кавгадыю, и московскому Юрию, и... Жаль, Михаил Тверской поехал не сам, послал юного сына на свою погибель.
– Почему гибель? Татарскую княжну отравили?
Семён Фёдорыч подумал:
– Не скажу «да» и «нет». Тогда не доискивались до истины. Кавгадый с твоим прадедом убедили хана Узбека [41] , что тверской князь виновен. Михаил был вызван в ханский стан и казнён. Говорят, перед смертью он повторял псалом: «Сердце моё смятеся во мне, боязнь смерти нападе на мя». Великим князем Владимирским вновь стал Юрий Данилович.
41
Имеются в виду один из вельмож хана Узбека и Юрий Данилович Московский - виновники гибели князя Михаила Тверского.