Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский
Шрифт:
Юрий пытался оправдать Василия:
– Не было выхода.
Бывшая княжна Смоленская суровым голосом провидицы подчёркнуто неторопливо изрекла:
– У московлян найдётся выход, когда Витовтовы головорезы им самим покажут зубы.
– И присовокупила: - Под городом Коложем они две лодки накидали мёртвыми детьми. Такой гадости не было с тех пор, как стала Русская земля!
Опущенный с неба на землю, потрясённый князь гладил дрожащей рукой густые смоляные волосы княгини и не находил речей утешить, а верней, утишить. Она притихла, глядя на него. Голос перешёл со звонких вершин к нижним мягким звукам. Очи из суровых стали ласковыми, уста коснулись мужней руки.
– Не ставь во грех то, что услышал. Сорвалась,
Князь вглядывался в ясное младенческое личико.
– И... Святослав, - предложил он, вспомнив Настасьина деда.
Внучка Святослава Ивановича Смоленского, костью павшего в битве с литовцами, перебила мужа. Неоспоримо назвала:
– Дмитрий!
Он благодарно многажды расцеловал жену.
– Пусть будет Дмитрий Юрьич, внук Донского.
Мать с отцом безмолвно, бесконечно созерцали новорождённое дитятко, пытаясь в радужных мечтаниях предвосхитить его большую жизнь. И надо ж было в эти светлые мгновения подкрасться злой нечистой силе и повторить в Юрьевых мыслях слова новгородского провидца Мины Гробова: «Родит тебе троих сынов. Наберись духу: первый будет ослеплён, второй отравлен, третий умрёт юным беспричинно».
«Сгинь, нечисть! Сгинь, нелепица!» - перекрестился Юрий. Встав, перекрестил и младенца. А неслышный голос, завладевший разумом, зловеще произнёс: «Это - второй!»
14
Лето от сотворения мира 6915-е [63] казалось Юрию Дмитриевичу счастливым. Любезная сердцу Анастасиюшка родила третьего сына и настояла наречь его тоже Дмитрием. В отличие от второго назвала младшего Красным, ибо младенец всех поражал ангельской красотой: личико чистой белизны, волосы вьющиеся, глазки большие и столь выразительные! Кажется, вот-вот выскажут нечто приятное. Князю не очень-то нравилось, хотя и хорошее, прозвание младшенького, как вообще всякое прозвание, потому что и старшие сыновья не обошлись без прозвищ, данных посторонними. Василия прозвали Косым. Одним глазом он и впрямь будто засматривался вправо, чуть-чуть, едва заметно. К Дмитрию прилепилось словцо «Шемяка», оттого, что сызмала шепелявил, пришёптывал. С возрастом пройдёт, а всё равно мирись с прозвищем. «Второго Дмитрия назовём Красный, - решила Анастасия.
– Остроумцы что-то придумают: ан, опоздали!» Князь смеялся и не перечил. Пусть будет второй Дмитрий. Можно ли отказаться от повторной чести, оказанной царственному его родителю? Спасибо столь почитательной Настеньке! Жаль, не застал невестушку государь-свёкор Дмитрий Иванович.
63
Летосчисление в Древней Руси велось от сотворения мира, то есть за 5508 лет до Рождества Христова.
Лето, казалось, во всём угождало: и вёдро в меру, и невёдрие в меру. И комаров не густо, - ветерок разгоняет. А пыль чуть скопится - дождик прибьёт. Грязь чуть разжижется - солнышко высушит. Цветов, куда ни кинь взор, как свадебных денег на паперти. Травы на Великом лугу - по пояс.
Собрались с Анастасией в поездку, долгожданную: посетить свой удел Звенигород, куда душа жены давно рвалась, на свой простор, в свою крепость, в свой собственный терем. Приезжавший звенигородец Глеб Семёныч живописно изобразил удельные прелести. А Борис Васильевич Галицкий прямо-таки влюбил княгиню в тамошние красоты и заочно в тамошних людей.
Князь Юрий вернулся домой под вечер.
Государь-братец с удовольствием во всех подробностях пересказал случившееся Юрию и со вздохом облегчения завершил: «Теперь можно спать спокойно».
Готовясь провести последнюю ночь в Москве, перед долгой разлукой с ней (когда ещё и зачем вернётся!), князь повелел позвать дворского Гаврюшу Заряна, чтоб дал распоряжения о сборах и об отъезде, сам же взошёл на женскую половину: как живёт-может Настенька? С утренней трапезы не видались!
Княгиня - вот неожиданность!
– пребывала в слезах.
– Что с тобой, свет мой?
Молчание.
Лежит ничком на смятом одре. Чёрная рубашка, чёрные волосы струятся по изголовью, руки в чёрных перчатках обрамляют голову, как бы заключают в замкнутый круг.
– Какое стряслось несчастье, любовь моя?
Сквозь всхлипы, преодолевая рыдания, Анастасия вымолвила с трудом:
– Оставь меня! Сама всё переживу. Не спрашивай ни о чём.
Князь постоял над ней, убеждая, что они - одна душа в двух телах - ничего не могут переживать порознь. Исчерпались уговоры.
Он вышел кликнуть Вассу, наперсницу госпожи, наверно, знающую причину происходящего. Вместо неё столкнулся с дворским.
– Ищу тебя, господине, не доищусь, - посетовал Матюша Зарян. И мрачно объявил: - Человек от государя Василия. Ждёт в сенях.
Юрий поторопился в сени, смущённый мрачностью дворского. Челядинец златоверхого терема, то ли Кондрат, то ли Игнат, имя путалось, стоял, свесив голову, мял картуз. При входе князя сказал:
– Государь Василий Дмитрич просит твою милость тотчас быть в Вознесенской обители. Великая княгиня-мать, в иночестве Евфросиния, нынче ополдень предала Богу душу.
Юрий остолбенел. Когда же, пришедши в себя, собрался заговорить, человек исчез. Дворский был рядом. Видимо, заранее осведомленный, промолвил:
– Трудно будет тебе, господине, ехать в седле. Пойдём, спустимся, карета готова.
Едучи, князь листал память, как книгу, искал время, когда в последний раз видел матуньку. Ныне июнь, седьмой день, вторник. А пять месяцев тому, в январе, сидел рядом с ней в доме Вельяминовых. Сын покойного бывшего тысяцкого Василья Васильича, ближний боярин государя-братца, Полиевкт выдавал дочь за Петра Дмитрича. Помнится, тогда ещё великая княгиня сказала: «Вот и все мои сыновья женились». Юрий же возразил: «Константина забыла». Евдокия Дмитриевна тяжело вздохнула: мал удел у младшего - Тошна да Устюжна. Не успел отец как следует оделить родившегося перед самой своей кончиной. «Государь отправляет его воеводой во Псков. Через месяц отбудет», - сказала мать опечаленно. Недолюбливал Василий последыша, хотя и не показывал виду: нрав был у Константина крут. Теперь он из дальних далей не поспеет на матунькины похороны. Погребут без него. Печаль, да и только!