Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский
Шрифт:
– Отворяйте ворота!
Сверху донеслось:
– Не для того заперли!
Осмотрелся: крепость - гора, башни - скалы, ров - пропасть, посад сожжён, свежая гарь, куда ни глянь.
Трудник кусал губы. Великий князь в замешательстве повторял:
– Вот так раз! Вот так квас!
Олег Рязанский с трудом выбрался из кибитки, поманил пальцем большеголового копьеносца, коего, видимо, давно знал, Что-то сказал ему. Тот достал белый плат, взмахнул им над головой и пошёл к воротам. В ста шагах от них стал. И тут всё пространство
– Смоленские местичи! К вам прибыл законный князь. Слушайте, что говорит его тесть, великий Олег Рязанский: «Если не отворите ворота и не примете господина вашего, князя Юрия, я буду стоять здесь долго, предам вас мечу и огню. Выбирайте между животом и смертью!»
Местичи ничего не ответили. Долго стояли, размахивая руками, должно быть, спорили. Потом сошли со стены.
Гаврюша Трудник с вящими смолянами, встречавшими своего князя, подступили к воротам, взяли по камню и начали стучать, чтобы их-то впустили: дома ждут жены, дети... Какое там! Крепость как онемела. Можно было подумать, что эта кучка Юрьевых доброхотов, покинув на малое время Смоленск, оставила в нём одних приверженцев литовской руки. Теперь хоть изойдись криком и разбей о кованые ворота все камни, - город не сдастся, дождётся, пока Витовт явится на выручку.
– Что, тестюшка, начинать осаду?
– без малейшей надежды на успех спросил Святославича Олег Рязанский.
– Осаждала муха камень, да под ним и сдохла, - сплюнув, молвил старик.
Юрий Дмитрич водил глазами от подошвы гранитной башни к её вершине и невольно вспоминал Олеговы слова на стоянке: «Птенец показал хвост, тем всё и кончилось». Асай Карачурин, стоя у его стремени, прицокивал языком:
– О-о-ой, зубы сломаешь!
Войско рядом с твердыней выглядело осиным роем, прилепившимся к дубу. Чтобы взять такой город, нужен по крайней мере Батый!
Слух московского князя уловил резкий скрип: будто тупая пила прошлась по занозистому полену. Юрий увидел, как створки крепостных ворот начали раздвигаться, уходить внутрь большой башни. Одновременно, гремя цепями, опускался широкий мост через ров. Вскоре неприятные земные звуки сменились сладостными небесными: донеслось пение «Спаси, Господи, люди твоя». Из ворот прислужники в стихарях вынесли хоругви, за ними шествовал епископ в золотом облачения, священники в белых ризах, протодьякон с толстой восковой свечой. Далее шло боярство, купечество и посадский люд. Всё это шествие приблизилось к Юрию Смоленскому, остановилось и замерло.
Нет, далеко не одни Витовтовы сторонники оставались в Смоленске. Да и сторонники многие в одночасье оказались противниками. Юрьева сторона взяла верх.
Что говорил епископ за дальностью князь московский не слышал, однако ответное слово громогласного Святославича донеслось явственно:
– Спаси вас Бог, дети мои! Я рад вернуться в свою отчизну, дедину.
Олег, вперевалку подойдя к молодому Юрию, произнёс:
– Теперь можешь не показывать
Пришлось возразить:
– А нагрянет Витовт?
Рязанец раскатисто хохотал:
– Останется в том положении, что и мы за минуту до этого.
Тем временем горожане и пришельцы с восторгом входили в растворенную крепость. Звонили колокола, где-то бухнула пушка. Повсюду народ, прижимаясь к уличным тынам, неумолчно вопил:
– Здрав будь, Святославич!
– Слава Юрию, слава!
Московский князь верхом ехал около кареты, в которой сидел рязанец. Смоляне охраняли проезд. Их цепь протаранил на аргамаке успевший прихорошиться Гаврюша Трудник. Свирепый лик его был смягчён по возможности.
– Князь Юрий Дмитрич! Князь Олег Иваныч! Великий князь Юрий Святославич ждёт вас в своём государевом терему!
Юрий Дмитрич, заворожённый всеобщим торжеством, оглушённый движением воинства при бурном натиске народа, видел лишь то, что близко. Не вдруг заметил: крики «Слава!» и «Будь здрав...» укатились далеко вперёд, а лица смолян у тынов помрачнели, чем-то озабоченные. Вместо громких приветствий - сдержанные голоса:
– Ужели?
– Не может статься!
– Вот этими очами видено, вот этими ушами слышано!
– Ай-яй-яюшки!.. Ой-ей-ёеньки!..
Прорвалось явственное, неведомо кого в толпе, но столь громкое и отчётливое, будто бирюч кричит:
– Братья-смоляне! Иноплеменный Витовт здесь властвовал мирно. Князь российский возвратился лить нашу кровь!
Олегова карета остановилась. Рязанский властитель высунулся из полуоткрытой дверцы, позвал московского свойственника:
– Брат, а брат! Что они орут?
Юрий приблизился на коне вплотную:
– Боюсь, литовская сторона опять взяла верх.
Олег торопливо вышел, приказал оружничему:
– Охрану ко мне! Коня! Да позвать сына!
Тяжело было старому усаживаться в седло, но сел. Сразу стал орёл орлом! Осмотрелся, вслушался, медленно повёл крупной головой:
– Что-то тут не то!
– Что не то?
– не видел Юрий.
– Всё не то!
Подъехал Родослав Ольгович, младший сын. Лик хмур, взор гневен. Доложил:
– Твой зять ополоумел, татунька! С народом не успел как следует поздорововаться, бросился в свой терем, что стоит рядом с наместниковым, запертый ещё Витовтом. Велел наскоро скрести и мыть.
– Проворный!
– одобрительно кивнул Олег.
– Нагрянул и к наместнику, Роман Михалычу, князю Брянскому, - продолжил Родослав.
– Повязанного хозяина вывели из дому. Жену заперли, детей отделили. Юрий повелел казнить Витовтова правителя.
– Вот дурной!
– вскипел Олег.
– Ему бы Брянского с почётом отпустить. Зачем кровь лить?
Сын отвечал со стоном:
– Уже льётся через край! Бояре-брянцы, что здесь жили с князем Романом, все похватаны, всем с маху головы поотрублены...