Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский
Шрифт:
– Помнишь её?
– спросил Юрий.
Анастасия помотала головой:
– Нет. Знаю только: отчаянная была, как кошка. Погибла на тонком льду, упрямо пустив коня через реку: «Выдержит!»
– Красуля, как ты?
– предположил Юрий.
– Наверно, получше меня, - вздохнула племянница.
– Грубый, злобный Витовт слушал её, как сын, ибо млел от одного вида Анны. Так поведал дед. Однажды, в борьбе с двуродным братом Ягайлом, незадачливый сын Бериты вдрызг провоевался и попал в плен. Был заточен в замок Крево, где задушили его отца. Жена, захваченная с мужем, жила в том же местечке вольно, хотя и без права выезда. Отчаянная сумела добыть разрешение ежедневно видеться с узником. После от самого Ягайлы даже получила для себя позволение уехать в Моравию. Последнее свидание
– Не в силах были расстаться, - посочувствовал Юрий.
Анастасия продолжила таинственно:
– Задержалась, потому что Витовт переодевался в платье Елены. Служанка осталась вместо него. Он же покинул темницу с Анной. Оба, не проходя ворот, спустились по верёвке с высокой стены Кревского замка как раз в том месте, где ждали лошади, высланные из Волковыйска тамошним тиуном по просьбе Анны. За краткое время достигли Слонима, оттуда ринулись в Брест, на пятый день оказались в Полоцке...
– А что ж Елена?
– О, - вздохнула Анастасия.
– Елена, не вставая с постели, так хорошо представляла страдающего от ран Витовта, что лишь спустя три дня враги узнали о его бегстве. Жертву преданности господам замучили жесточайшим образом. А Витовт с Анной стали жить-поживать. Так на свет появилась Софья!
– Благодарность и узы родства не помешали счастливому литвину захватить Смоленск, выгнать твоего отца и пленить тебя с братом?
– вознегодовал Юрий.
– Они не мешают и Софье унижать меня при любой возможности, - присовокупила Анастасия.
– Из-за меня и ты лишён её благосклонности.
– Не очень-то казнюсь этим, - сказал князь, ближе привлекая к себе жену.
– У меня есть наследственная вотчина - Звенигород, а ещё - Галич, а ещё...
Жена поцелуями закрыла ему уста:
– При первом же случае уедем в Звенигород?
– С тобою хоть на край света, - склонился Юрий к её груди.
– Никак всласть не нагляжусь на тебя!
– Не насытится око зрения, а сердце желания?
– повторила Анастасия полюбившиеся его слова. И молвила: - Свет мой! Ты глядишь не только очами. Загаси свечу.
Брачная ночь продолжилась. Её завершение наступило, когда кремлёвская пушка объявила первый час дня.
12
Раннее тёплое лето высушило дороги. Поезжай без помех хоть в седле, хоть на колёсах. От Можайска до Вязьмы словом не перемолвишься, не напрягшись, - воздух полон звуками: топот, скрип, вскрики, щёлк нагаек. Большое войско подняло большую пыль. Юрий старался ехать в голове рати, где дышалось полегче, да конь попал не бойкий: так и норовит повернуть домой, вперёд движется только шагом, поспешать не заставишь. Князь злился сперва на вялого скакуна, потом на себя. Кой ляд сунул его в эту кутерьму? Для чего он здесь? Ни своих людей, ни малейшей власти, а уж о воинском опыте и говорить не приходится. Затеяно дело будоражником тестем. Громогласный, он явился к нему якобы дочь проведать, да, не сказав с ней двух слов, уединился с зятем в его покое и объявил: «Явились ко мне послы из Смоленска от доброхотов моих, говорят, многие хотят меня видеть на отчине и дедине моей. Сотвори, брат, Христову любовь: уговори государя Василия помочь сызнова сесть на великом княжении Смоленском». Как было зятю не согласиться? Тем же вечером побывал в златоверхом тереме, встретился с государем-братом. Ведь и приветил Василий князя Смоленского на Москве, а дочь его взял в свояченицы, чтобы приобрести союзника против Витовта. Какой же союзник, без княжества, денег и воинов? Вернуть ему всё, тогда и спросить можно многое! Однако Василий разочаровал брата: «Нет!» Почему «нет»? Послы прибыли, доброхоты подняли головы. В городе спят и видят вырваться из-под руки Литвы, отдаться природному, единственному властелину. Захватчик Витовт, разгромленный Эдигеем на реке Ворскле, не в состоянии будет пальцем пошевелить. Василий ответил: «Рано». По его сведениям,
Ох и привёл в досаду зять тестя! Грузный усатый одноименец махал руками, топал ногами: «Не уговорил! Не преуспел! Не сумел! А и враг с ним, с Василием! По-прежнему обращусь к Олегу Рязанскому. Старик не откажет. Ещё и пойдёт со мной». При этих словах Святославич испытующе посмотрел на Дмитрича: «Ты-то пойдёшь?» Оба Юрия, старый и молодой, почти вровень ростом стояли друг перед другом, один смущённый, другой решительный. «У меня войска нет», - развёл руками Дмитрич. Святославич ухмыльнулся, рявкнул: «Дурень! Силу мне даст Олег. Не войско, ты сам, своей доброй поддержкой нужен! Ну, сердцем, душой. Догадываешься?» Молодой князь заметил, что надобно испросить разрешения государя-брата. «А, - махнул рукой надувшийся усач, - ладно. Иди к молодой жене. Утешайся!
– И крикнул: - Натальюшка!» Новая домоправительница, не та, что была в Коломне, много моложе и свежей, порхнула из перехода, будто ждала позова, обняла богатыря, заворковала: «Сокол ты мой ясный! Пойдём в спаленку, положу на перинку, медком угощу, говорком улещу!» Московский князь изменился в лице от таких амуров и ушёл восвояси.
На сон грядущий Анастасия пожелала, ласкаючись: «Вразумил бы тебя Господь, свет-совет мой, помочь чем-ничем греховоднику батюшке, как-никак поддержать Анику-воина».
Вот Юрий и скачет в пыли да в шуме. На вопрос у государя-брата о поездке в Смоленск услышал: «Езжай, твоя воля, только я - в стороне». А ведь есть подозрение, что одноименец-тесть, добиваясь сопутничества князя московского, втайне надеется: при худом обороте дел не даст осторожный Василий брата в обиду, пришлёт помощь, выручит молодого Юрия, а вместе с ним старого. Это подозрение подтвердил и Олег Рязанский за кружкой браги на стоянке в деревне Заляпчиково. Остановились в одной избе. Старик, когда-то ещё более могучий телом, чем нынешний Юрий Смоленский, а теперь высохший и обрюзгший, но сохранивший прежнюю мудрость и прозорливость, опорожнив кружку, пробурчал: «Надеялся воробей на сокола, пригласил охотиться соколёнка, да птенец испугался добычи, показал хвост, тем всё и кончилось». Московский князь оскорбился: «Я не покажу хвоста!» Тёртый мудрец потрепал его по плечу: «В шутку сказано, не сердись!» Сейчас Олег едет не в седле, а в кибитке. Занедужил, ослаб, пришлось признать своё изнеможение.
Асай Карачурин, подскакав к господину, молвил:
– Совсем плох рязанский князь. На последнем стоянии вызывал лекаря. Пускали кровь.
«Не пришлось бы тысячам людей пускать кровь!» - подумал Юрий о предстоящей битве за Смоленск. Вот уже пыльное облако впереди: цель похода близка. Кто-то скачет встречь.
Молодой Юрий пробился на коне в самую голову движущейся рати к старому Юрию. Святославич глядел из-под руки:
– Мой самый надёжный слуга встречает, Гаврюша прозвищем Трудник.
Подъехал коренастый крепыш: птица, судя по платью, небольшого полёта, однако, судя по лицу, страшной свирепости.
Подъехал не один, с многочисленным окружением. Все спешились, пали ниц перед природным своим государем. Юрий Святославич поднял их взмахом руки:
– Встаньте, мои дорогие! Как под Литвою живётся? Здоровы ли?
Богато наряженный сухощавый жердяй с узкой бородой по пояс за всех ответил:
– Спаси Бог на здравствовании! Ты, государь, здоров ли?
– Смоленск ждёт тебя!
– поспешил встрять Гаврюша Трудник.
– Чуть подойдёшь, отворят ворота.
– Так поторопимся, братья!
– воспрянул духом Юрий Святославич.
Вместе со смолянами, оказавшими столь достойную встречу, князь пустил коня вскачь. Воины-рязанцы воодушевлённо последовали за ним.
Юрий Дмитрич снова отстал на своём сивом мерине. Когда узрел могучие стены западной твердыни русских земель, главная масса всадников уже стала. Святославич и Трудник что-то кричали, сложив ладони переговорными трубами.
Видно, обменивались словами с теми, что сгрудились на крепостных заборолах. Юрий услыхал: