Пленить сердце горца
Шрифт:
Мясник шагнул под дождь, выволок ребенка из грязи за воротник и встряхнул. Когда паренек завыл, мясник треснул его здоровенной лапищей по лицу.
— Отпусти его, — тихо промолвил Гримм.
— А?
Мясник стал удивленно озираться по сторонам. По красному лицу скользнула насмешка, когда взгляд его остановился на Гримме, стоявшим наполовину в тени. Он угрожающе выпрямился, подняв мальчугана в одной руке.
— Тебя касаются мои дела? Не лезь в них. Я не спрашивал твоего мнения и не нуждаюсь в нем. Я поймал это отродье,
— Нет! Я не воровал! Баннион дает нам остатки…
Мясник ударил паренька тыльной стороной ладони по лицу, и из носа ребенка брызнула кровь.
Стоявший в тени навеса Гримм ошеломленно смотрел на истекающего кровью ребенка. У него в голове всплыли воспоминания — вспышка серебряного клинка, груда светлых локонов и запятнанная кровью сорочка, столбы дыма — поднялся неестественный ветер, он почувствовал, как тело закручивается изнутри, изменяя свою форму, и наконец бесповоротно попал во власть бушевавшей внутри него ярости. Без всякой сознательной мысли Гримм налетел на мясника, прижав того к каменной стене.
— Ты, сукин сын!
Пальцы Гримма сомкнулись вокруг кадыка мясника.
— Ребенку нужна еда. Когда я тебя отпущу, ты пойдешь в кухню и наложишь ему корзину лучшего мяса, какое у тебя есть, а потом ты…
— Как же, черта с два! — удалось прохрипеть мяснику. Он извернулся и вслепую ткнул ножом в Гримма. Когда лезвие вошло по рукоять, рука Гримма чуточку расслабилась, и мясник со свистом втянул воздух.
— Так тебе, ублюдок, — сипло вскрикнул он. — Никто не лезет в дела Робби Маколи. Это тебе урок.
Он оттолкнул Гримма, обеими руками проворачивая нож.
Когда Гримм покачнулся, мясник ринулся было вслед, но тут же инстинктивно отшатнулся, его глаза полезли на лоб от изумления, ибо безумец, которого он проткнул с такой жестокостью и стремительностью, что рана неминуемо должна была оказаться смертельной, улыбался.
— Что ж, улыбайся! Давай, продолжай, умри с улыбкой! — закричал он. — Потому что ты умираешь, это точно.
Но улыбка Гримма таила в себе такую зловещую угрозу, что мясник прижался к стене гостиницы, как лишайник в поисках глубокой, тенистой трещины между камнями.
— У тебя в брюхе нож, приятель, — прошипел мясник, поглядев на торчащую рукоятку ножа, чтобы удостовериться, что тот действительно вошел в кишки его противника.
Ровно дыша, Гримм ухватился за рукоятку и извлек лезвие, затем спокойно приставил его к трясущемуся подбородку мясника.
— Ты дашь парнишке еду, за которой он пришел. Затем извинишься, — мягко произнес он, сверкая глазами.
— Пошел ты к черту, — забормотал мясник. — Да ты через секунду завалишься рожей в грязь.
Гримм приставил лезвие под ухо мясника, надавив на яремную вену.
— Не рассчитывай на это.
— Ты должен быть мертвым, парень! У тебя же дыра в брюхе!
— Гримм, — пронзил ночной воздух голос Куина.
Мягко,
— Гримм, — тихо повторил Куин.
— Боже, приятель! Оттащи его от меня, — отчаянно взмолился мясник. — Он ненормальный! Его чертовы глаза, как…
— Заткнись, ты, дурак, — прервал его Куин успокаивающим тоном, зная по своему опыту, что грубо произнесенные слова могли обострить состояние неистовства Гримма.
Куин осторожно кружил вокруг мужчин. Гримм застыл с прижатым к горлу мясника лезвием. Мальчуган в лохмотьях сжался в комок у их ног, глядя вверх широко раскрытыми глазами.
— Он берсерк, — благоговейно зашептал мальчуган. — Клянусь Одином, посмотри на его глаза.
— Он помешанный, — захныкал мясник, глядя на Куина. — Сделайте что-нибудь.
— Я и делаю, — тихо сказал Куин. — Не шуми, Христа ради, и не двигайся.
Куин шагнул к Гримму, стараясь, чтобы тот его увидел.
— Это отродье — всего лишь бездомное ничтожество. Не за что убивать честного человека, — скулил мясник. — Откуда я мог знать, что он чертов берсерк?
— Нет никакой разницы, берсерк он, или нет. Человек должен вести себя благородно не только тогда, когда рядом окажется кто-нибудь больше и сильнее его, — с отвращением сказал Куин. — Гримм, ты хочешь убить этого человека или накормить ребенка?
Куин говорил тихо, в самое ухо своему другу. Глаза Гримма светились в сумеречном свете, и Куин знал, что тот испытывает сильную жажду крови, которая сопровождала переход в состояние неистовства.
— Ты ведь хочешь только накормить мальчика, не так ли? Только накормить этого мальчика и не дать его в обиду, помнишь? Гримм… Гаврэл… послушай меня. Посмотри на меня!
— Я ненавижу это состояние, Куин, — заявил Гримм несколько минут спустя, расстегивая рубашку негнущимися пальцами.
Куин бросил на него любопытный взгляд.
— Неужели? Что в этом ненавидеть? Единственное различие между тем, что сделал ты и что сделал бы я, заключается в том, что ты не ведаешь, что творишь, когда делаешь это. Ты остаешься благородным, даже когда не полностью контролируешь себя. Ты настолько благороден, черт возьми, что просто не можешь вести себя по-другому.
— Я бы убил его!
— Я не убежден в этом. Я и раньше видел, как ты делал это, и видел, как ты выходил из этого состояния. Чем взрослее ты становишься, тем больший контроль над собой, похоже, приобретаешь. И я не знаю, осознал ли ты это, но на этот раз ты не полностью утратил власть над собой. Ты слышал меня, когда я обращался к тебе. Раньше у меня уходило намного больше времени, чтобы достучаться до тебя.
Лоб Гримма покрылся морщинами.
— Это верно, — признался он. — Похоже, мне удалось сохранить крупинку сознания. Совсем немного — но больше, чем раньше.