Пленница Белого Змея
Шрифт:
— Не трогать! Собьете реакцию — я его не вытяну!
Инквизитор послушно попятился. На его побелевшем лице был ужас и надежда.
Спустя несколько долгих минут сияние угасло, и мертвец обмяк на дне контейнера. Стало тихо — пронзительное безмолвие нарушало лишь легкое потрескивание над сгоревшими артефактами. Брюн неотрывно смотрела на контейнер, сжимала руку Эрика и молилась — сама не зная, кого и о чем просит.
Потом она услышала вздох. На край контейнера легла рука, и голос Тобби едва слышно позвал:
— Аурика…
Эрик никогда не
Лютеция, конечно, была одним из главных — вернее, не сама Лютеция, а то, что произошло в ее доме.
Дом достался Лютеции в наследство от покойного мужа, и когда-то был роскошным, возможно, даже самым красивым в столице, но теперь переживал далеко не лучшие времена. В неровно подстриженной живой изгороди, небрежно высаженных цветах, приоткрытой двери гаража, где в тени дремал самоходный экипаж, облезающей позолоте на статных фигурах атлантов возле входа чувствовалось наступление тяжелых времен.
«Неудивительно, что она ухватилась за меня, — с грустью подумал Эрик, отстраненно поглаживая бедро Лютеции и откликаясь на ее жадные поцелуи ровно в той степени, которая нужна была для того, чтоб скрыть нарастающее презрение. — Старая любовь не ржавеет, а деньги Эверхартов — заманчивый кусок. Можно и притвориться».
В дом они вошли почти бегом — поднимаясь за Лютецией на второй этаж, в спальню, Эрик невольно обратил внимание на отсутствие слуг. То ли они были заняты делами и не хотели попадаться на глаза, то ли их было настолько мало для такого большого дома, что Лютеция велела им не высовываться при госте. А она явно спланировала эту встречу и наверняка продумала и свой образ до деталей, и позиции, в которых собирается отдаться.
Спальня Лютеции, светлая и просторная, выходила окнами на юг, в цветущий сад. Все было приготовлено к любовному свиданию: постель разобрана и застелена белоснежным шелковым бельем, цвет которого прекрасно оттенит нежную кожу хозяйки, на прикроватном столике бутылка шипучего южного, хрустальные бокалы и крупно наломанный черный шоколад для поднятия тонуса. Эрик мягко отстранил Лютецию, которая повисла у него на шее и не собиралась размыкать рук, сел на кровать и взял бутылку — спиртное могло бы помочь ему принять окончательное решение.
Видит Господь, это было тяжело.
— Это лучшее вино в столице, — ослепительно улыбнулась Лютеция, взяла бокал. Эрик выкрутил пробку, и золотистая струя с веселым шипением ударила в хрусталь.
— Ты, я смотрю, подготовилась, — небрежно проронил Эрик. Улыбка Лютеции стала еще слаще, словно говорила: «Зачем тратить время на разговоры, когда можно провести его намного приятнее?»
— А как же, — Лютеция пригубила вина, поставила бокал на столик и, глядя Эрику в глаза, потянула за едва заметную нить на рукаве платья. Ткань зашелестела, соскальзывая вниз, и через несколько мгновений Лютеция была полностью обнажена. Белья она не носила. На мгновение Эрик залюбовался ей настолько, что решимость почти покинула его. Женщина, сидевшая с ним рядом, была невероятно, недостижимо прекрасна — и всем сердцем желала принадлежать ему. Похожая на античную статую из розового мрамора, она почти светилась в солнечных лучах. Эрик протянул руку, скользнул пальцами
Эрик вдруг подумал, что надо махнуть на все рукой и пользоваться моментом, как это сделал бы его брат. Альберт не стал бы размышлять над соблазном, он с удовольствием поддался бы ему, вмяв Лютецию в эти простыни. И было бы неважно, о чем она думает, чего хочет и зачем бросается на когда-то отвергнутого возлюбленного с таким пылом.
Все это было бы неважно.
— Помнится, когда-то ты назвала меня бегемотом, — негромко проговорил Эрик. Лютеция стыдливо отвела глаза и принялась расстегивать его рубашку. Почти невесомые прикосновения ее пальцев были настолько нежными, что Эрик против воли вновь почувствовал возбуждение.
— Это было давно, дорогой, — от нее умопомрачительно пахло какими-то южными духами, за приторной сладостью которых Эрик уловил нотку вербены. Старое приворотное средство без всякой магии. — Я была юная и глупая.
— Я тоже, — усмехнулся Эрик и слегка толкнул Лютецию, вынуждая ее опуститься на кровать. — Но с тех пор прошло много времени, и так случилось, что я поумнел…
Движение его руки было быстрым и резким, словно удар фехтовальщика. Лютеция захлебнулась воздухом, и ее удивительные голубые глаза помутнели. Руна «Ют» на артефакте, который Эрик прижал ко лбу женщины, обладала удивительными свойствами — заставляла говорить правду.
— Кретин, — прошелестел женский голос, в котором больше не было ни желания, ни страсти. Только злость и досада. — Ты кретин, Эрик. Мог бы иметь лучшую женщину в столице…
Эрик скептически заглянул в золотисто-розовую тень между раскинутых ног Лютеции. Усмехнулся.
— У тебя там не поперек. Ничего особенного. Как у любой шлюхи.
— Хам! — Лютеция дернулась, пытаясь подняться, и обессиленно обмякла на белом шелке. В прекрасных глазах мелькнули слезы.
Эрик вздохнул.
— Что именно ты планировала? — спросил он.
— Да ничего! — почти выкрикнула Лютеция. — Деньги мне нужны, деньги! Я почти разорена! Нужен дурак со средствами, который потеряет от меня голову! Все!
Эрик прикрыл глаза. Именно это он и ожидал услышать — и, тем не менее, правда оказалась очень болезненной. Ты можешь быть ученым, исследователем, да просто хорошим человеком, и все равно от тебя будут нужны только каруны, как можно больше золотых карун. Оплачивай счета и ничего не требуй. Покойный муж Лютеции так и поступал.
— Хорошо. Что на самом деле планирует Тобби?
По щеке Лютеции пробежала слеза. Должно быть, это было невыносимо стыдно: лежать с раздвинутыми ногами и не получать никакого профита от человека, который ее раскусил. Впрочем, знает ли Лютеция, что такое стыд?
«Вряд ли», — с грустью подумал Эрик. Это не Брюн, которая надавала ему пощечин, стоило ей прийти в себя после эксперимента.
— Я не знаю, — прошептала Лютеция, и к своему удивлению Эрик услышал страх в ее голосе. — Он не делится со мной своими планами. Вчера попросил меня свести эту кухарку с принцем, но мне ничего и делать не пришлось. Патрис сам ее заметил, послал адъютанта, а потом… Ну ты сам знаешь.