Пленница Дикаря
Шрифт:
На что Дикарь довольно ухмыляется, только его лицо тут же искажает болезненная гримаса. Но, не обращая внимания на боль, он продолжает ласково поглаживать пальцами мои скулы.
– Ма икопа, ни каго уо [Не бойся, я не трону тебя], – меня окутывает жаром хриплый голос Дикаря, а его рука мягко переходит мне на затылок. Он плавно притягивает меня к себе, и я не сопротивляюсь. Его нежность завораживает. – А митава сэгвон [Ты моя весна]…
– Я не понимаю, – сипло шепчу в ответ. Но мне очень… очень хочется узнать, что он говорит. Конор скалится, как голодный волчара, и снова гортанный рык вырывается с его пересохших губ.
Время идет, а я беспомощно сижу рядом с Дикарем. Его начинает знобить, да и я в одной рубахе. Но сейчас я ничего не чувствую. Только страх потерять его. Волки стали подтягиваться к Конору и ложиться вокруг него, согревая своим теплом.
Я хватаюсь за его руку и сильно сжимаю ее, когда мое внимание привлекает треск в чаще леса. Из темноты выходит белая волчица, а следом за ней двое индейцев, один из них мне знаком. Тот самый, что возился с мотоциклом.
Увидев нас, они мгновенно кидаются в нашу сторону. Волки тут же расступаются, позволяя подобраться ближе к Дикарю. Без лишних слов мужчины подхватывают его на руки и несут в неизвестном направлении. Хотя для меня тут любое направление неизвестное. Конор стонет от каждого лишнего движения. Замечаю, как ветки деревьев царапают его израненные руки, вновь причиняя боль.
– Подождите, – я встаю с земли и догоняю их. И только при движении понимаю, насколько сильно замерзли мои конечности, потому что мне приходится заставлять их слушаться меня. Поднимаю и кладу окровавленные руки Конора ему на живот, но внезапно его ладонь крепко обхватывает мою.
– Йе шни йо, – хрипит Дикарь, не выпуская мою кисть.
В груди вновь волнами разливается мелкая дрожь.
– Что он говорит? – с волнением спрашиваю я, переводя свой взгляд на индейцев.
– Просит тебя остаться, – недовольно бросает парень из гаража. – От женщин вечно одни проблемы.
Откровенное раздражение в его голосе неприятно жалит мое самолюбие, но я решаю ничего не отвечать. Сейчас они вправе злиться на меня.
Индейцы продолжают нести Конора, но мне приходится высвободить свою руку: тропинка узкая, по-другому всем нам не пройти. Я неспешно следую за мужчинами, ноги едва шевелятся, но особого выбора у меня нет.
Мы вновь возвращаемся в деревню индейцев, где на крыльцо выбегает встревоженная бабушка Тиса.
– Несите его в мой дом, – велит старушка и уводит их за собой.
Дикаря быстро заносят в дом Тисы, и я торопливо захожу следом, не знаю, куда себя деть. Чувство вины разгорается ещё больше, когда я слышу стоны Конора, пока его перекладывают на кровать. Старушка уже шаманит с зельями, а я всё это время стою в стороне, как неприкаянная.
– Он зовет тебя, – небрежно выкрикивает парень, и они все выходят из комнаты.
Я несмело прохожу в спальню и опускаюсь на край кровати. Изможденный. Беззащитный. Разбитый. Он выжат, как лимон. Я боюсь прикоснуться к нему, чтобы не вызвать очередной приступ боли, но он сам кладёт свою руку мне на колено и крепко сжимает его, пуская по моей коже вихрь чувствительных мурашек, и онемевшее от холода тело вспыхивает взрывным пламенем…
– Помоги мне, – ворчит неожиданно вошедшая Тиса, застав меня врасплох. – Никуда вас отпустить нельзя. Дурные ваши головы, – ставит поднос с травами и сосудом на тумбу, а я в это время стараюсь незаметно убрать с себя руку Конора и оттянуть подол рубашки ниже. – Подними ему голову, – командует она, не переставая возиться с лекарством.
Я заставляю себя подняться и подойти к изголовью кровати. Аккуратно просовываю руку ему под голову и приподнимаю её.
– Ш-ш-ш, – шипит он сквозь зубы.
– Потерпи, вояка! – бабушка не жалеет Конора, а, наоборот, строга к нему. – Пей, – подносит чашу к его рту, и он покорно выпивает все до дна. Я бережно опускаю его голову на подушку, после чего старушка вытирает кровь с лица Дикаря и отстраняется.
– Иди за мной, девочка! – строго подзывает меня. – Он должен немного отдохнуть, пока зелье не подействует, – берет меня под руку и выводит из комнаты.
– Я не хотела, чтобы все так вышло. Я испугалась…
– Помолчи, маленькая. Сначала я сделаю нам чая, а потом ты мне все расскажешь.
Зайдя на кухню, я присаживаюсь за массивный стол и, опершись локтями о его край, устремляю взгляд за окно. Небо заволокли хмурые тучи, по стеклу стучат редкие капли, а спустя пару секунд начинается проливной дождь, застилая улицу плотной туманной дымкой. Вокруг становится заметно темнее и холоднее, ухудшая моё и без того мрачное настроение. Но тоскливое ожидание прерывается, когда на деревянную столешницу опускается глиняная чашка и я улавливаю цветочный аромат, который за мгновение окутывает меня приятным теплом. Только вот моя безмятежность улетучивается, когда старушка садится напротив и выжидающе смотрит на меня.
– Я выпустила волка, которого он запер в клетку…
– Ты всегда ищешь проблем на свое заднее полушарие?
– Бабушка Тиса! Он морил его голодом! Я не могла больше смотреть на это живодерство!
– Маленькая, Конор не изверг. С этим волком у них отдельная история. Этот самец не признает его вожаком стаи. Конор просто воспитывает… своими методами. Минимальное количество пищи он ему давал, чтобы не издох. А женщинам неповадно лезть в такие дела. Ты подрываешь его авторитет, и, поверь, если волк объявится – жди беды. Конор выпустит всю злость на него! И в этом будет только твоя вина! Не зря тебя Шима невзлюбила сразу…
– Это та белая волчица?
– Она мать. Главная волчица в стае. Но даже она не лезла в их разборки!
Я молчу.
– Зачем ты убежала? Ты что, не знаешь, какие опасности поджидают в лесу?!
– Знаете, бабушка, главная опасность на тот момент была в глазах Конора. Он убил бы меня сам, если бы я не сбежала…
– Но в итоге он чуть не погиб, защищая тебя? – старушка удивленно вскидывает бровь. – Очень странно ты рассуждаешь. Если бы он желал тебе зла, разве принёс бы тебя сюда, когда ты поранила ногу? Подставил бы свою грудь под лапы медведя? Если бы он хотел причинить тебе вред, ему было бы ни к чему всё это!