Пленница тирана
Шрифт:
— И девчонку с собой забери, — приказал он. — Да накинь на неё что-нибудь, она ж как лампа в ночи голыми ляжками светит.
Харух тихонечко ударил свою заложницу рукоятью кинжала по голове, и та обмякла, после чего он завернул её в охапку юбок, закинул на плечо и понес в укрытие.
Шептун, не страшась быть зарезанным, метнулся вперед, но князь быстро его перехватил и, усадив на рабочее место, заговорил:
— Я отдам твою крошку своему человеку и, скорее всего, она умрёт самой страшной для девы смертью, если ты не согласишься выполнить мою просьбу, старик, — проговорил Таймар уставшим голосом и, расслабившись, сел
Безразличный тон ночного гостя и его показная отрешённость сделали своё дело. До старика дошло, насколько бесцеремонные и не ценящие чужих жизней люди к нему пожаловали.
— Какой именно яд тебе нужен? — обреченно проговорил дед.
— Смертельный, шептун, смертельный.
— Ты понимаешь, что ответственность за души всех пострадавших возьмёшь на себя?
— Понимаю, понимаю, — отмахнулся Таймар, радуясь, что так быстро склонил старика к сотрудничеству.
— Я заговорю для тебя воду, но отдам только когда получу назад Оми.
— Нет-нет, старик, Оми останется с моим человеком до тех пор, пока я не проверю действие воды. И учти, если ты меня обманешь, она умрет от переизбытка неприятных ощущений.
Старик сглотнул и принялся копошиться в склянках. От волнения несколько из них он разбил, и по полу подбежали разноцветные ручейки; красный, синий, оранжевый. Таймар глядел на эти подтёки и думал, можно ли быть уверенным, что шептун сделает ему настоящий яд? Ведь как он уже успел догадаться, жизнь этэри в этом краю святош явно ценится выше, чем честь одной замарашки. А старик, доживший до столь преклонного возраста, не мог быть совсем тупицей и явно сложил одно с другим, поняв, что головорезы неспроста явились в его город, в день прибытия этэри.
Но страх шептуна был столь ощутимым, что князь чувствовал его, даже не глядя на старика. Страх — это то чувство, которое воин научился различать ещё с младых ногтей. Он чувствовал его, когда проходил мимо конюшен и псарни, когда дрался на тренировочных боях с пацанами старше себя вдвое, когда служанка стелила ему новые простыни и приносила ужин. В Роглуаре он чувствовал его почти всюду и сейчас безошибочно распознал этот кисловатый душок. Дед боялся за своё дитя настолько, что не раздумывая, бросился на нож лишь бы защитить кровиночку, и, если бы не ловкие руки Таймара умер бы, истекая кровью.
По словам отца, целомудрие женщины в Валамаре чтилось так же, как и честь мужчины, и надругательство над нею было просто немыслимым. Таймар не знал, как поведёт себя оскорбленный шептун, когда тот уйдет из его лачуги, поэтому размышлял, не забрать ли и его с собой.
— Я догадываюсь, о чем ты думаешь, мэй, — проговорил вдруг старик, прервав ход княжеских мыслей. — Не советую этого делать. У меня не так мало клиентов, как тебе может показаться, и все они знают, что я слишком стар, чтобы уйти далеко от дома. Да и пропажу Оми заметят. Ты умный человек, хоть и жестокий и не станешь делать то, чего можно и не делать. Страдания моей малышки не принесут тебе никакой выгоды.
— Ошибаешься, старик, мои люди не видели красивых баб уже несколько дней, а верным псам иногда нужно бросать кость. Но если ты будешь нем как рыба и не расскажешь никому о моем визите, я верну твою внучку уже к вечеру завтрашнего дня, целую и невредимую. И да, не советую настраивать против меня своих братьев по цеху, потому что я единственная заслонка меж оголодавшими мужланами и юной Оми.
Старик
Правда, до сегодняшнего дня Таймар имел дело лишь с роглуарскими мастерами, которые не отличались щепетильностью и, если видели деньги, делали любую работу. Этот старик мог и за помощью обратиться, поэтому, получив свой заказ и расплатившись, как и обещал, князь поторопился убраться из опасного переулка.
Он шел настолько быстро, насколько мог и засветло добрался до амбара. Ещё издали он заслышал какую-то возню. Предвкушая самое скверное, Таймар чуть не ворвался в заставленное мешками помещение, где разыгрывался цирковой номер. Обнаженная пленница каким-то невероятным образом умудрилась вскарабкаться под самый потолок и, забившись в щель между досками и зерном, выглядывала загнанным зверёнышем, шипя на прыгающих, словно дикие псы мужчин, которые целились метнуть в неё ножи.
— Отставить этот балаган! — шикнул князь на распоясавшихся мужчин. — Вы что тут устроили, кретины?!
— Укусила меня, мерзавка, когда я её приласкать хотел, представляешь, князь?! А потом шасть и по мешкам, как кошка вскарабкалась, — пожаловался Харух, демонстрируя болтающуюся мочку уха. — Вот мелкая дрянь! — погрозил он девчонке кулаком. — Ну я до тебя доберусь.
— Вы в своем уме, недоумки озабоченные?! Вас же за версту слышно. А ты, Харух, глухой, что ль, я ж при тебе обещал шептуну девку не трогать?
— Что ж я зря её уволок, что ль?
— Если б ты её не увел, старик не выполнил бы заказ.
— Но ведь она наш трофей, разве нет? — озадаченно спросил капитан. — Ты что её, в самом деле трогать не собирался?
— Трофеем девица может стать только в Роглуаре, а тут она заложница. В Валамаре принуждение женщин к близости карается смертной казнью. Сомневаюсь, что она стоит того. Вернемся домой, хоть полдеревни своей уходи, а здесь будь сдержаннее. А ты не шикай, — гаркнул он на жмущуюся под потолком девчонку. — Подумаешь, потерся об тебя мужик. Что, убыло, что ли? Будешь привлекать внимание, придется тебя прирезать и в мешки вон попрятать, чтобы не нашли до поры.
Оценив перспективы, девчонка тут же затихла.
— Пришёл в себя? — обратился князь к развалившемуся на мешках Доке, который не принимал участие во всеобщем балагане.
— Пришёл, — отозвался тот, потягиваясь и сменяя Галора, стоящего на шухере.
— Хорошо, — протянул Таймар, просчитывая в голове ходы. — Убираться отсюда надо и как можно скорее, потому как девку эту будут искать.
— Если вы похитили её из квартала, где работают колдуны, у нас и, правда, очень мало времени, — согласился Дока.