Пленница тирана
Шрифт:
— Сейчас князь уязвим, — понял Огайра.
— Угу, — кивнул предсказатель и покраснел.
— Это выход, — хладнокровно согласился маг. — Но для начала неплохо бы понять, кто же его истинный папаша, ведь если он какой-нибудь высший Демон — это одно, но ежели его родитель…
— Бог Огня? — предположил Сичирр, видя, что Огайра не может даже вообразить кто бы мог дать жизнь такому как Таймар.
— Ну нет, скажешь тоже, — Огайра даже рассмеялся, удивив предсказателя, у которого были не такие крепкие нервы. — Он конечно выдающаяся
— В том-то и штука, — вздохнув, проговорил Сичирр и посмотрел в безоблачное светлое небо. — Узнать правду о его отце оказалось довольно проблематично. Она сокрыта, да настолько хорошо, что я заподозрил печать. Очень крепкую печать, мне такую не взломать.
— И что делать?
— Искать того, у кого есть доступ к хроникам времён.
— Слишком долго, — Огайра начал нервно постукивать пальцами по виску, будто это могло стимулировать мыслительный процесс. — Да чёрт с ним с отцом… — махнул он рукой.
— Нет, не чёрт! — перебил Сичирр мага. — Просто так печати на прошлое не накладывают. Его отец значимая фигура на арене нашей Вселенной. И если мы прикончим его сынишку (да не простого, судя по тому, что его одарить чем-то хотят), то можем оказаться в такой яме, что нижний круг нам священной долиной покажется.
— Уверен?
— Такую печать могут поставить либо архангелы, либо ат-этэри, либо демиурги. Иначе она просто не укрылась бы от лика Луны. Очевидно же, что кто-то очень сильно постарался утаить эту правду. Стал бы кто напрягаться ради незначительной сошки?
— Не стал бы, — согласился Огайра, уже видя, как в карте будущих событий чертится пророчество о низвержении и гибели мира, и всё из-за того, что в юности он был непростительно слаб, а теперь феноменально глуп. Ведь разве может умный человек привести в Валамар лучшего роглуарского воина и оставить его одного только потому, что ему приспичило с семьей повидаться?! — Но если мы его не остановим, то исполнится пророчество.
— Да исполнится!
Сичирр опустил голову, не найдя что ещё ответить, ведь в предсказании не было сказано, чем именно грозит человечеству возвышение Таймара.
— Что же делать?! Что же нам делать, бесы возьми этого проклятого сосунка родившегося с мечом в зубах? — взвыл маг, нервно зашагав по пещере.
Он ходил взад и вперед, изредка поглядывая на Луну, на сверкающее внизу озерцо и беззаботно щебечущих ночных птиц, даже не подозревающих, что в один злосчастный миг всё это может просто исчезнуть, если он, Огайра, быстренько не придумает что делать с князем и его загадочным папашей.
Маг думал, напряженно ворочая извилинами, будто гирями и кажется уже начал нащупывать направление верных мыслей, как вдруг его руку обожгло нестерпимо острой болью. Он закатал рукав халата и увидел, как его метка кровоточит и шипит от нарастающего жара.
— Что такое? — встревожился Сичирр.
— Вот паскуда,
— Да что, что такое-то? — вскричал ничего не понимающий Сичирр.
— Этот урод вляпался в переделку! — прохрипел Огайра, задыхаясь от боли. — Руку даю на отсечение, он устроил в Хрустальном граде переполох и возможно даже убил кого-нибудь. Гаденыш, чтоб его….
Изо рта мага вдруг посыпалась такая невозможная брань, что Сичирр остолбенел, не представляя даже что могли значить заковыристые выражения, которым Огайра научился в Роглуаре. Предсказатель хватался за голову, боясь, что сейчас на крик сбегутся женщины и увидят своего родственника таким, каким его, наверное, ещё никто никогда не видел.
— Огайра! Огайра, тише, — просил он, стараясь угомонить воющего от гнева и боли мага, но тот не слушал, он зажимал горящую руку и продолжал сквернословить.
— Что тут происходит? — раздался за их спинами испуганный голос Изуми.
— Золото моё, прошу, иди к себе, твоему брату просто немного…
— Немного?! — вскричала Изуми, подбегая к стонущему на все голоса Огайре. — Дай мне посмотреть, — велела она, — дай же!
Изуми дернула на себя залитую кровью кисть брата и увидела, что метка не просто кровоточит, она горит, сжигая Огайру изнутри.
— Плохо дело, — констатировала девушка. — Хватай его за ноги, и понесли в спальню, — велела она мужу.
Когда они вносили его в комнату, мать Огайры, тоже услышавшая крики сына, уже ждала их.
— Быстрей, быстрей, — торопила она. — Кладите его здесь. Да, вот так… хорошо. А теперь, Изуми, беги в травню и принеси гвоздики, синего порошка, что на верхней полке, агурита, мраги, немного золотой пудры и мой тигель.
— Это кровная метка? — задыхаясь спросила Изуми. — Он в беде?
— Да, девочка, поторапливайся.
Изуми ушла, а мать Огайры принялась читать над ним заклятье, водя тонкими исхудавшими руками над вздрагивающим телом сына. Маг немного успокоился, трясти его не перестало — метка все ещё кровоточила, но ругаться он прекратил.
— Никогда не видел его в таком состоянии, — прошептал Сичирр.
— Ещё бы, не каждый день встретишь мага, сопротивляющегося кровной клятве.
— Не понял… — проронил Сичирр, но пояснений не услышал — в комнату зашла Изуми с огромным подносом, на который навалила всё, что велела принести мать.
— А, девочка, молодец. Давай-ка, подержи его немного в забытьи, пока я настой готовлю.
Изуми поставила поднос и сменила мать, которая тут же принялась потрошить коренья и травы, засыпая их порошками и заливая шипящими микстурами. Она толкла и мешала всё это варево в своем тигле и приговаривала колдовскую мантру, то и дело поглядывая на Огайру.
— Что имела ввиду твоя мать, когда сказала, что он сопротивляется кровной клятве? — спросил Сичирр жену.
— Не знаю, — ответила она, с трудом удерживая, мечущуюся из стороны в сторону голову брата.