Пленница тирана

Суворова Анастасия Романовна

Глава 16. Таймар

Выйдя из покоев отца, Таймар не мешкая направился в башню Страха. По дороге ему повстречалась Алия, которая несла своей подопечной обед. Женщина, служившая ему верой и правдой ни один год, сразу распознала во взгляде своего господина тревогу. Она сделала неуверенную попытку оказать князю помощь, и была немало удивлена, поняв, что это в её силах. Таймар пытался восстановить хронологию событий, так как память опять сыграла с ним злую шутку, запечатав сюжетную канву вчерашнего вечера в недоступные для него чертоги разума. Встреча со служанкой его пленницы была как нельзя кстати.

— Заходил ли я вчера

вечером к этэри? — спросил он Алию, не таясь, ведь она как никто другой знала, что её господин порой бывает не в меру забывчив.

— Заходил, — не стала скрывать служанка.

— Как прошёл мой визит? — как можно небрежней спросил Таймар, но женщина всё равно поняла, что её князь обеспокоен. Он переживает за свою чужеземную красавицу, которой мог навредить, потому что был вчера не в самом добром расположении духа.

— Я не знаю, мой князь, — склонив голову, ответила Алия. — Вы выслали меня, как только пришли и остались с валамаркой наедине.

— Надолго?

Алия пожала плечами, еле сдерживая слезы обиды, ведь о ней он никогда так не беспокоился и вряд ли уже будет. Таймар хоть и не был видящим, как Китэрия, но всё же от него не укрылась тоска во взгляде его бывшей наложницы.

— Ладно, Алия, отнеси этэри обед, доложи о том, что я приду, и ступай в город, развлекись, — он бросил на её поднос пару монет и направился в свои покои, чтобы принять холодную ванну.

Князь надеялся, что прохлада ослабит действие чёрного зерна, как это уже бывало, но в этот раз результат оказался неудовлетворительным. Окоченев, но так и не придя в норму, Таймар решил, что врач усилил концентрацию препарата, а это означало, что его действие пройдёт не скоро.

«Что ж, в столь заторможённом состоянии я вряд ли причиню этэри серьёзный вред», — рассудил Таймар и отправился в её темницу.

Китэрия сидела за тарелкой с едой, к которой даже не притронулась. Ни слова не говоря, князь придвинул табурет, устроился напротив своей новой рабыни и принялся не таясь разглядывать её.

Смотреть на неё было приятно, даже приятнее чем вдыхать аромат цветущих лугов, скакать на диком жеребце или держать в руках совершенное оружие. Но Таймару этого было мало. Его разум, всё ещё находящийся во власти чёрного зерна, не смог дать ни единой подсказки, и князь оставался в неведении, что же произошло меж ним и Китэрией в их последнюю встречу. Единственной зацепкой и зацепкой не из приятных, были заплаканные глаза девушки.

Князь смотрел в них, как смотрят в окно, за которым вот-вот должна разыграться некая сцена, но шли минуты, а никакого действия не происходило. Он лишь острее ощущал, как её взгляд проникает в самую глубь его разума. При этом красивое, хоть и слегка припухшее от слёз лицо этэри, оставалось непроницаемым, но Таймар знал, что за этой хрупкой ширмой спрятано много тайн и обид, в том числе и на него.

Опасаясь, что во время последнего визита оборвал своим поведением некие тончайшие струны её души, он встал, желая осмотреть лилулай. Неспешно подойдя к ней, князь откинул её неубранные волосы назад, провел тыльной стороной руки по затянувшемуся шраму и вдохнул её запах непохожий ни на что в его мире, но столь чарующий, что его закружило в омуте ассоциаций. Он тут же вспомнил Валамар, с его просторами, красками, обилием света и тепла. Несомненно, она пахла как всё самое прекрасное в лучезарном краю роскоши. Она пахла изобилием, но в то же время от неё исходил и аромат женщины.

Во всем теле князя вдруг запульсировала вскипающая кровь. Дыхание сбилось, а по телу прошлась судорога,

словно некий незримый барабанщик вторгся в него, будоража тело и душу.

Поначалу Таймар отшатнулся, решив, что это очередное колдовство. Но непростительная красота валамарки уже отуманила его разум, и сопротивляться ей не было никакой возможности. Князь снова приблизился к этэри, которая обратилась вдруг в статую. Отрешённую, но всё такую же благоуханную и тёплую, как и её дом.

Он положил свои широкие ладони на её мерно вздымающиеся плечи и медленно опустил бретель пеньюара.

Белоснежная как рассыпчатый снег кожа покрытая розовыми спиралевидными татуировками обожгла его, но он уже плохо владел собой, а потому продолжил неспешное изучение своей новой собственности. За первой бретелькой последовала вторая, оголив ослепительный торс чужестранки.

В полумраке кельи девушка светилась тусклым жемчужным светом, напоминая каждой клеточкой своего колдовского тела, что она не человек, а более совершенное и изысканное создание. И тут князя закружил умопомрачительный водоворот чувств, захотелось всецело обладать этим совершенством. Его словно примагничивало к ней. И когда князь прижался к сахарному телу Китэрии, неотвратимая волна одержимости накрыла его с головой.

От неё исходил такой сладостный ток, что Таймар, прикрыв глаза, забылся, утопая в вересковых волосах. Он ласкал её обнаженную спину, дурея от желания и какой-то щемящей тоски. А этэри продолжала стоять недвижимым изваянием, и только мягкость её восхитительного тела говорила в эту минуту, что в руках Таймара не статуя, а живая, дышащая, чувствующая и до опасного притягательная женщина, которую он ввёл в оцепенение.

Эта её недвижимость и нежданная покорность совершенно раскрепостили князя. Он приподнял свою добычу, сделав пару шагов, отделяющих их от узкой постели и, уложив на меха, скрыл под своим могучим телом.

Таймар хотел видеть её лицо, хотел смотреть в глаза незнакомки, что всецело завладела его чувствами и волей, когда она станет по-настоящему его. Но Китэрия закрыла свои восхитительные очи. Лишь её высокая упругая грудь поднималась всё чаще, хотя князь и догадывался, что вовсе не от желания, завладевшего им самим.

— Посмотри на меня, — потребовал он, сдавленным, утробным голосом, но этэри не откликнулась, продолжая изображать статуэтку.

В эту минуту внутренний зверь Таймара спал и не хотел причинять девушке боль, он лишь жаждал её покорности. Но маленькая ведьма и так сейчас была в его власти. Её хрупкое, налитое теплом и совершенно особенным чужестранным соком тело принадлежало ему, дышало для него и грело только его одного, несмотря на то, что Китэрия изо всех сил старалась показать, что ей чужды человеческие страсти.

Прежде Таймар не обратил бы на отчуждённость лежащей под ним рабыни ни малейшего внимания. Он просто взял бы то, что его по праву победителя, не задумываясь даже, угодно ли это его собственности. Но сегодня всё было иначе, потому что под его колотящимся, словно таран в ворота сердцем, трепыхалось загнанной в клетку птахой, сердечко неведомого существа, нимфы, сирены, богини… И хоть Таймар пребывал в чаду вожделения, он понимал, что это особенный момент и особенная женщина. А ещё он осознавал, что не был для неё победителем, потому что на этой белой коже алели знаки её клана, но не клеймо рабыни, и взять её как обычную наложницу он не мог. Но мог заставить желать его! Это Таймар умел, потому что, в сущности, ценил женские прелести и умел быть не только грубым владельцем, но и ласковым хозяином.