Пленник богини любви
Шрифт:
Далее случилось нечто необъяснимое. Бушуев издал короткий хрип и тяжело затоптался на месте, дергаясь всем телом. Магараджа принужден был схватиться левой рукою за свой трон, чтобы не оказаться вздернутым на воздух, однако пальцев Бушуева он не выпускал и не спускал с его лица своих лучащихся добротой глаз.
Бушуев перебирал ногами все быстрее, словно намеревался бежать, и вдруг замер, выдохнув:
– Пусти, гад! Будя… будя!
Говорил он, конечно, по-русски, однако магараджа, похоже, понял. Рука Бушуева была незамедлительно отпущена, однако он все еще стоял в прежней позе, протягивая вперед скрюченную кисть.
– Ну, мертвая хватка! – простонал он наконец со смешанным выражением
– Да, эта ловкость пальцев передается в нашем роду из поколения в поколение. Существуют навыки, составляющие, так сказать, семейную реликвию… семейную тайну, – с улыбкою пояснил магараджа. – Думаю, сагиб Васишта теперь удовлетворил свое любопытство?
Василий ослепительно улыбнулся. Его так и подмывало попросить магараджу поиграть с ним сабелькой, однако Реджинальд украдкой сделал страшные глаза, и Василий прикусил язык. Ведь гусарская честь не даст ему проиграть бой ни магарадже, ни его чокидарам, или как их там, ни самому Сиваджи, буде он восстанет из праха. А победа может иметь самые плачевные последствия для всех русских: ведь никому не известно, как далеко простирается в Такуре гостеприимство и снисходительность к оплошностям европейцев…
– Всех вас, любезные гости, я приглашаю на обед, – провозгласил между тем магараджа. – Бесконечно жаль, мэм-сагиб Барбара, что обычаи вынуждают нас вкушать сие удовольствие вдали от прекрасных дам, как говорят в Европе. Вас проводят к моей бегум [13] , однако поверьте, что я посыпаю голову пеплом, ибо русская роза не сможет долее ласкать своею красотой мой взор…
– А по-моему, здесь и без того много роз! – буркнул Василий, мученически дергая свое ожерелье, от аромата которого у него давно уже ломило виски, и сам изумился, кой черт дернул его за язык. Вдобавок тот же черт подсунул ему именно слова на хинди. Добро бы уж по-русски…
13
Бегум – княгиня (инд.).
Реджинальд опять отчетливо скрежетнул зубами, Бушуев опять сердито крякнул, и Василий с раскаянием подумал, что эти звуки сегодня начинают входить у его приятелей в привычку. Ну разве он виноват, что присутствие бушуевской дочери злит его безмерно, раздражает до того, что все здесь перемолотить вдребезги хочется? Он… он ненавидел ее! Василий вдруг осознал это! Ненавидел ее голос, тихое дыхание, это манерное, вычурное подражание индускам, эту одежду, которую ни одна приличная женщина на себя не наденет, ненавидел ее за то, что своим вмешательством она, очень может быть, спасла ему нынче жизнь. Да не желает он ей ничем быть обязанным, этой… этой Салтычихе! И плевать ему на то, что никак, ну никак не могла она вчера избивать ту злополучную рабыню, ибо уже несколько дней гостит у магараджи Такура. Не вчера, так прежде избивала. Иезавель! Иродиада! А этот толстячок заливается соловьем: роза, мол, русская роза!
– О, роза – мой любимый цветок, – дружелюбно улыбаясь и как бы цепляясь за смятенный взгляд Василия своими блестящими черными глазами, болтал между тем магараджа. – Не лотос, как у большинства моих соплеменников, а именно роза! Я уверен, что красивейшая на свете женщина, богиня Лакшми, появилась на свет не из бутона лотоса, а из бутона розы. И по древним законам каждый, кто приносил магарадже розу роз, мог просить от него всего, чего пожелает.
– Розу роз? – послышался удивленный голос Вареньки. – Я никогда о ней не слышала. Что это?
– О, это… – Магараджа мечтательно улыбнулся. – Я мог сложить о ней поэму, длиною равную «Махабхарате» и «Рамаяне» [14] ,
– Она есть у вас? – возбужденно воскликнула Варенька. Покрывало соскользнуло на плечи, но она этого даже не заметила от волнения.
Василий угрюмо взглянул на очерк нежной щеки, круто загнутые, вздрагивающие ресницы.
14
Знаменитые произведения индийского эпоса.
«Салтычиха! – напомнил он себе. – Салтычиха, Иезавель и эта, как ее там…»
Магараджа вдруг облизнул губы, прежде чем заговорить:
– Да, мэм-сагиб Барбара, роза из роз блаженствует в моем саду. И вы будете иметь счастье зреть ее красоту, достойную венчать богиню! Вы и мой русский друг.
Роза роз
Реджинальда и Бушуева магараджа в сад не пустил: задержал в тронном зале, чтобы обсудить какие-то важные торговые дела.
Сад, по расчетам Василия, должен был начинаться как раз за покоями магараджи: посидел на троне, порешал свои государственные такурские дела и иди нюхай цветочки! – однако прислужники провели их с Варенькой через все три двора (обезьян по-прежнему всплескивал ладошками, а слоны переминались с ноги на ногу, то и дело задирая хоботы и оглашая воздух трубным кличем). Затем по узкой каменной лестничке взобрались на крепостную стену и пошли по ее внешнему краю.
Всю дорогу Василий незаметно обрывал свои цветочные браслеты и выдергивал по розе из ожерелья. Это его странным образом успокаивало. «В случае чего скажу: само, мол, развалилось. Сплели слабо, вот и…» К тому времени, как пошли по стене, запястья его были свободны, а на шее висели одни будылья. Сделав вид, что любуется окрестностями (они и в самом деле были прекрасны, эти зеленые волны джунглей, припавшие к дальним голубым, хрустально-прозрачным горам, тающим в небесной дали!), Василий как бы невзначай покачнулся – и от этого рассчитанного движения охвостья венка соскользнули с его шеи и полетели вниз, в ров, окружающий крепостную стену.
Темно-зеленая вода вдруг тяжело, масляно колыхнулась, раздвинулась, и длинная, узкая морда выглянула на поверхность. Блеснул маленький тупой глаз… однако зубы, показавшиеся между широко разверстыми челюстями, вовсе не были тупыми! Пренебрежительным движением отшвырнув венок, упавший ему на нос, крокодил издал короткий жалобный крик и вновь погрузился в воду.
Василий очнулся. Стражники нависали над обрывом, скрестив копья, как бы готовые в любое мгновение преградить путь двум иноземцам, буде они восхотят кинуться в ров. А что, ведь решился сагиб-руси пререкаться с самим магараджей – значит, у него вполне достаточно безумия скормить себя крокодилам!
Василий оглянулся. Вареньки позади не было! Его обдало холодом, и только тут он заметил, что держит ее в объятиях.
Его словно бы мечом пронзило! Два желания враз: отшвырнуть ее как можно дальше и прижать к себе еще крепче, так, чтобы слиться с нею, раствориться в ней! – охватили его, вспыхнули таким костром, что он не мог сказать ни слова, опасаясь, что голос задрожит и выдаст его. И только неуклюже кивнул, когда Варенька отстранилась и виновато шепнула:
– Простите, сударь. Я так испугалась… Ужасная гадость эти твари!