Пленники чести

«Лишь очутившись лицом к лицу с подобным ужасом,

может человек постичь его подлинную сущность».

Брэм Стокер, «Дракула».

По пыльной полевой дороге тихо ехала коляска, запряжённая парой сивогривых лошадей. Кучер, сидя на козлах, вполголоса пел заунывную песню. На заднем сиденье дремали двое хорошо одетых господ. Вдруг коляска подпрыгнула, наскочив на кочку, и джентльмены проснулись. Оглядевшись, они увидели красоту того места, мимо которого проезжали. Вокруг них порхала золотая осень. Лес вдалеке предстал в великолепной золочёной ризе, щедро усыпанной драгоценными гроздьями переливчатого янтаря. Крестьяне уже убрали хлеб, и обширные поля обнажили

почву, усеянную скошенными стебельками и пробивающимся здесь и там разнотравьем, и горизонт от края до края переливался множеством оттенков жёлтого и бурого цвета.

— Надеюсь, мы не опаздываем, Павел Егорович? — спросил один из джентльменов.

— О, нет, у нас достаточно времени, — отозвался другой.

— И всё же, было бы неплохо поторопиться, — настоял первый.

— Алексей Николаевич, у нас в запасе ещё целых два часа, и, поверьте мне, нам некуда так спешить, — сказал Павел Егорович, широко зевая.

— Любезнейший, — окликнул Алексей Николаевич кучера, — сколько нам ещё ехать до Уилсон Холла?

— Часа полтора будет, барин, — ответил кучер, прервав пение.

— Куда вы всё спешите, кузен? — спросил Павел Егорович.

— А что, если старик помрёт раньше, чем мы приедем? — возразил Алексей Николаевич.

Павел Егорович не стал вступать в дискуссию с братом, ибо и так порядочно устал, устраивая эту поездку. Ведь именно ему приходилось договариваться с кучерами, ругаться со станционными смотрителями, точно нарочно задерживавших всякий раз их отправление, и делать много вещей, которые он совсем не любил и даже терпеть не мог. А двоюродный брат помыкал им без зазрения совести, ведь Павел Егорович не выносил любого разлада между родными, и готов был жертвовать всем, лишь бы не спорить с братом. Да и вообще он был человеком мягким и меланхоличным.

— Письма с приглашениями у вас? — неожиданно спросил Алексей Николаевич.

— А у кого же они ещё могут быть? — мягко ответил Павел Егорович.

— Эх, скорей бы добраться до замка, от этой дороги у меня уже мигрень, — нетерпеливо проговорил Алексей Николаевич.

Надо сказать, это был весьма суетливый человек, маленького роста, толстенький и некрасивый. По характеру беспокойный, мнительный и расчётливый, хотя и крайне суеверный. Несколько лет назад он был преуспевающим банкиром, но из-за своей торопливости и небрежности в делах совершенно обанкротился и был вынужден перейти на казённую службу в качестве советника некоего влиятельного лица.

Между тем, волнение кузена вызвало глубокий вздох у Павла Егоровича, и Алексей Николаевич был вынужден немного унять своё рвение. Мягкие порывы свежего утреннего ветра и пение кучера навеивали сон. Внезапно дубовый листок, принесенный воздушным потоком, упал на колени Павлу Егоровичу. Тот взял его, повертел в руках и положил между страницами книги, какого-то французского сентиментального романа, вызвавшего у него накануне приступ глубокого раздумья.

Вскоре они въехали в деревню, стоявшую прямо на дороге. Кругом было тихо и пустынно, словно всё вымерло. Дома стояли неровно, кое-где кричала скотина, из двух или трёх печных труб валил серый дым. Небо над этим сонным местечком заволокло облаками, и с севера начал дуть сильный холодный ветер. На суку старого дуба у окраины деревни надрывисто каркал ворон. И странное томление охватило в этот момент души заезжих господ.

— Запустил своё хозяйство дядюшка, — заметил Алексей Николаевич, оглядываясь вокруг.

Между тем коляска выехала из деревни и опять покатилась через поле. Но на этот раз местность уже не была такой чистой и ровной. Деревья стали попадаться всё чаще и чаще, то с одной стороны, то с другой возникали перелески, появились холмы, косогоры, обрывы и овраги, покрытые золотом и бронзой осени. Вскоре по обеим сторонам дороги встал густой тёмный лес. Ветви сплетались над головами у господ, заслоняя солнце, но оно, всё же, пробивалось кое-где сквозь бреши в огненной листве. Коляска переехала каменный мосток через небольшую мутную речушку, и вскоре взору путешественников предстал величественный замок на холме. Дорога пошла в гору, а лес начал редеть, открывая взору местность необычайной красоты. И лошади, почуяв близость тёплого стойла, пошли быстрее, покрыв всего в четверть часа расстояние до замка.

Около изящных кованых ворот массивной замковой ограды уже стояли ещё три

экипажа, нанятых за умеренную плату на ближней станции. Все они только что прибыли один за другим, и кучера и пассажиры расхаживались и разминались после долгой поездки. Алексей Николаевич и Павел Егорович тоже вылезли из коляски, расплатились с кучером и, взяв в руки свой багаж, последовали, как и все прочие господа, в распахнутые ворота, украшенные фамильным гербом владельца.

Вблизи замок оказался не менее впечатляющим, чем путники видели его в призрачном отдалении. Он представлял собой монолитное здание колоссальных размеров. Башни с узкими бойницами, огромные окна залов, готические полуколонны и портики, скульптуры, украшавшие парадную лестницу, и многие другие архитектурные элементы, привнесённые многими поколениями владельцев замка, каждый из которых добавлял что-то новое в его образ, предавали ему неповторимый шарм, загадочность и очарование.

— И дано вы тут не были? — спросил Алексей Николаевич у своего кузена.

— Да, давно, вот уже, наверно, пятнадцать лет, — ответил Павел Егорович, мечтательно разглядывая замок.

— А я никогда не бывал здесь прежде, да и не очень-то хочется мне прозябать в такой глуши, так что, надеюсь, я тут не задержусь, — ответил, потирая руки, Алексей Николаевич.

Между тем, кузены вплотную подошли к четырём господам, которые так же с любопытством разглядывали замок. Среди них все были родственниками, хотя и не самыми близкими. Господа учтиво поздоровались друг с другом. Единственной дамой из всех была госпожа Симпли, прибывшая со своим супругом. Оба они жили на то, что давали деньги в рост, и потратили полжизни в погонях за должниками. Их внешний облик хотя и был приятен и солиден, но характеры обоих, как это часто бывает в деловой среде такого рода, оставляли желать лучшего. Что же касается господина Симпли, он любил весёлую пирушку, деньги и, немного, жену. А вот его благоверной хватало только любви к деньгам. Впрочем, это и поддерживало их брак. Два других джентльмена были весьма молодыми людьми примерно одного возраста. Первый — Карл Феликсович, жгучий брюнет с маленькими усиками и холодным, даже надменным взором, второй — Александр Иванович, был светловолосый, высокий и статный, служил в драгунском полку и уже добился чина поручика, а так же имел несколько знаков отличия в сражениях. Обе эти личности были диаметрально противоположны в характерах. Карл Феликсович был хитрым и изворотливым проходимцем, слыл непревзойдённым дуэлянтом и ловеласом, а так же обожал всякого рода авантюры, пари и карточную игру. Он утверждал порой, что только бог знает, скольких людей он отправил на тот свет, однако ни один суд так и не смог доказать его участия в дуэлях, за которые ему грозило суровое наказание. А молодой же драгунский офицер с самых юных лет служил отечеству и ни в чём порочащем свою честь замечен никогда не был. Его открытое лицо и взгляд больших светлых глаз говорили о необычайной доброте и отзывчивости этого молодого человека.

Они долго высказывали друг другу своё почтение и удовольствие видеть родных людей после такой продолжительной разлуки. Однако все эти высокопарные слова были почти всем им противны, ведь каждый знал, что лжёт и лицемерит, получая то же самое в ответ, ибо годами между ними росло взаимное непонимание и обида, поскольку каждый из них жил в своём собственном мире, отдаляясь от семьи. После церемонии обмена любезностями они дружно, но порой стараясь всё же обогнать друг друга, направились ко входу в замок.

Двери открыл дворецкий — худощавый мужчина преклонных лет, но выглядевший ещё довольно свежим и полным сил. Рядом с ним стояли ещё двое слуг, одетых в ливреи и имевших вид чрезвычайно гордый, и в то же время совершенно отстранённый. Все шестеро господ чинно вошли внутрь, поставив на пол свои чемоданы и саквояжи. Гости оказались в большом колонном зале, слабо освещённом несколькими старинными лампами и свечами. Лишь один драгунский офицер поздоровался с дворецким, хотя тот был знаком почти всем. Он был правой рукой хозяина замка, господина Михаила Эдуардовича Уилсона, которому все прибывшие доводились племянниками или родственниками какого-либо иного сорта. Слуги быстро помогли им избавиться от верхней одежды и тяжёлых вещей. Затем дворецкий попросил всех следовать за ним. Точно никто не знал, куда их поведут, однако они догадывались, что именно к покоям самого господина Уилсона.