Пленники горы
Шрифт:
– Говорю, слегка, – сказал Мамишев, рассматривая свои огромные ручищи, будто видел их впервые в жизни, – если б я его ударил, не жить бы ему и секунды.
– Ты, я вижу, умелый лгун. Тебя послушать, так все ваши действия тянут разве что на мелкое хулиганство. Только напрасно всё это. Не выкрутиться тебе, Мамишев. Ни тебе, ни сыну твоему. Ответите по всей строгости закона.
Мамишев поднял на него глаза. То был прежний, гипнотизирующий взгляд, но в этот раз полковник его выдержал.
– Не делай этого, начальник, очень тебя прошу, – сказал Мамишев, – ты же сам отец. Умоляю, сжалься над моим единственным ребёнком.
Но не было в его голосе и, особенно, во взгляде мольбы. И тогда полковник принял окончательное решение.
– Я уничтожу тебя, последователь дьявола, – сказал он мысленно, глядя прямо в глаза бандиту.
И Мамишев всё понял. Его губы растянулись в зловещей улыбке.
– Я не последователь, я сам дьявол, – говорила она.
– Ради наших детей, – сказал он вслух.
– Наших детей? – переспросил Мамедбейли, от гнева его глаза налились кровью, – что ты хочешь сказать? Угрожаешь?
– Не дай бог. Кто я такой, чтобы угрожать. Только умоляю. Твой сын хороший, воспитанный мальчик. А вот дружок его – сущий дьявол. Помяни моё слово – худой конец ждёт их дружбу.
– Лучше подумай о своём конце, – полковник наклонился вперёд и, буравя Мамишева взглядом, процедил сквозь зубы, – ты хоть осознаешь, с кем связался? Ты, зная, что один из детей сын начальника милиции, мучил их, пытался убить. Молись, чтобы ты сгнил в тюрьме от чахотки. Я тебя по стенке размажу, как коровье дерьмо.
Мамишев напряжённо слушал всё более распаляющегося полковника.
– Я смерти не боюсь, – сказал он, – я люблю смерть. Знаю, что буду гореть в аду. Но не хочу, чтобы мой сын попал туда. Помоги ему, и мой дух будет хранителем твоего дитя, ничьё проклятие не коснётся его.
Мамедбейли вскочил со скамейки.
– Ты что болтаешь, мерзавец? – заорал он. – Какой ещё дух? Вот я вышибу его из тебя, а заодно и из сынка твоего, тогда узнаешь цену своему бреду.
– Пожалей моего сына, начальник, – голос Мамишева стал плаксивым, но горящие адским огнём глаза кричали совсем о другом.
Неожиданно он упал на колени и, сцепив пальцы рук, завопил: – Пощади!
Мамедбейли невольно попятился назад, зацепил каблуком выбоину в цементном полу и упал. В камеру влетел Юсуф. Он перепрыгнул через начальника и со всего размаха ударил Мамишева дубинкой по голове. Тот вскочил и пошёл на обидчика, но от ловкого удара ногой в промежность скорчился и, взвыв, повалился на пол.
На шум прибежали Ильгар и ещё один сотрудник. Втроём им удалось скрутить брыкающегося Мамишева и бросить его на койку. Всё это время он орал благим матом и грязно ругался, пока, наконец, несколько увесистых пинков и ударов дубинкой не заставили его замолчать.
Полковник встал, его пошатнуло, и он прислонился к стене. В висках бешено стучала кровь.
– Давление зашкаливает, – с тревогой подумал он, – надо срочно выпить таблетку. Только инсульта мне не хватало.
– Всё, товарищ полковник, – тяжело дыша, доложил Ильгар, – больше он не пикнет.
– Наручники не снимать, – устало сказал Мамедбейли и вышел в коридор.
– А ведь он и в самом деле сумасшедший, – подумал он, – типичный социопат.
В дальнем углу полутёмного коридора, из камеры № 1, он услышал крики и плач. Он догадался, что это бандитский сынок. Он вспомнил, что планировал допросить и его, однако охоты общаться с Мамишевым-младшим после всего случившегося не было никакой. Пусть парня допросит его заместитель. Тот, конечно же, расколется, и выложит всю правду, всё, что нужно для сурового приговора. Старший Мамишев сядет. И когда это произойдёт он, Фахраддин Мамедбейли, закроет тему раз и навсегда.
IX
Он поднялся к себе в кабинет. В приёмной его ожидал Муса Атагарлы. Мамедбейли почувствовал досаду. Конечно же, тот пришёл по известному поводу. Будет расспрашивать, что и как. Понять его можно: как-никак, он отец одного из пострадавших, к тому же Мамишев угрожал и его сыну. Но почему именно сегодня и именно сразу после этой безобразной сцены? Однако, он понимал, что не принять Мусу он не может. К сожалению.
До окончания школы они крепко дружили, но потом их дороги разошлись. Он решил стать юристом, а Муса, у которого голова работала лучше всех в школе – математиком. Оба поступили в университет, но встречались относительно редко. После окончания университета Фахраддин поступил в милицию, а Муса вернулся в родной городок. Сейчас они мало общаются, хотя и соседи. Что поделать: время вносит свои коррективы, они сами и их семьи на разных орбитах. Жизнь – вещь конкретная, и законы её неумолимы. Ты вынужден обозначить круг, попасть в который могут не все, даже если когда-то они числились твоими друзьями.
Жена говорит, что старший сын Атагарлы, Айдын, заглядывается на их дочку, Лейлу. Ничего страшного, дело поправимое. Во-первых, оба слишком молоды для серьёзных отношений, а во-вторых, даже если в будущем у них хватит глупости сосватать её, всегда найдётся повод отказать.
Сложнее с сыном. Похоже, жена права: Эмин слишком наивен и романтичен. Ему дружба сына с Зауром тоже не нравится. Всё тот же пресловутый круг. И, во-вторых, Атагарлы-младший – известный драчун и шалопай. Наверняка, это он подбил Эмина пойти в горы, а то, что именно он затеял ссору с браконьерами, ясно из показаний.
Они пожали друг другу руки.
– Здравствуй, сосед, – сказал Фахраддин, – проходи.
Муса закусил нижнюю губу. Неприятно, когда друг детства называет тебя соседом.
Вошла секретарша с подносом, на котором стояли чайник, графин с водой и два стаканчика-армуды 6 . Наверняка, она была в курсе происшедшего. Фахраддин не спеша достал из стола лекарство, положил его в рот и запил водой. Всё это время Муса терпеливо ждал.
– Догадываюсь, по какому поводу ты пришёл, – сказал наконец Фахраддин.
6
армуды – стаканчики грушевидной формы. В Азербайджане из него принято пить чай.
– Задача не сложная, если учесть, что я тебя редко беспокою.
– Что ж, наши бездельники своё дело сделали. Создали проблему. Решать её, разгребать навозную кучу, придётся мне.
– Есть трудности?
– В основном, организационные: дача показаний, очные ставки, следственный эксперимент, выступление в суде и так далее.
– Этого допустить нельзя. Подумай, какая травма для детской психики.
– Ясное дело. Конечно же, не допущу, но нарушений придётся сделать уйму. Говорю же – заварили кашу.