Пленники Раздора
Шрифт:
— Я не хотела ему зла, — волколачка затравленно глядела на человека.
Он ничего не ответил. Во взгляде не было ни самодовольства, ни насмешки. Мёртвая пустошь.
— Говорила — нужно выспаться? — сказал, наконец, Клесх. — Вот ложись и спи. Завтра поглядим, на что ты способна.
С этими словами он вышел. Мара слышала, как Охотник коснулся ладонью двери. Сразу после этого покой сквозь узкие щели озарила короткая вспышка голубого света.
Запер.
Ноги у пленницы подогнулись, и она с размаху села на
Однако же ей было досадно, что ничего не получилось, что Клёна заупрямилась. Увечья Фебра были страшны, а значит, впереди его ждало весьма плачевное житьё. Жалко. Хотела ведь и вправду спасти. А вышло, вон, как.
Лют, пожалуй, за такое до костей обгложет…
Клесх заглянул в лекарскую. Ихтора там не оказалось. Возле Фебра сидел на лавке Руста — снимал с парня повязки, собираясь промыть раны травяным настоем.
— Гниёт, — сказал целитель, увидев вошедшего. — Чего только не делали. А ты о нём справиться пришёл или…?
— И о нём тоже, — Глава задумчиво смотрел на ратоборца, лицо которого было опухшим от побоев: нос перебит, губы — кровяная корка, глаза заплыли… — Ногу его покажи.
Крефф отбросил с нагого тела покрывало.
— Смотри, коли любопытно.
Разверстая плоть, розовые края раны и осколки белой кости в месиве тёмного рыхлого мяса — такой была правая лодыжка Фебра, когда его подобрали в лесу. Нынче кость, как могли, вправили, плоть стянули, заштопали. Но рана, как говорили целители, «подалась» и «зацвела». Вспухла от гноя. И сколько ни чистили её, не заживала. А по венам потянулись вверх тёмные токи.
— Отнимать по бедро будете? Или по колено? — спросил Клесх.
Руста пожал плечами:
— Как Ихтор скажет, так и отнимем. Он говорит — по колено. Я бы до бедра отпахал. Толку от культи никакого.
Глава смерил целителя мрачным взглядом:
— У тебя на руке пять пальцев. Что лучше — один отнять или всю ладонь по запястье?
Лекарь дёрнул плечом:
— Пальцы мои целые. А его нога — нет. Ну, отнимет Ихтор гнильё по колено, а плоть дальше цвести пойдет. И что? Снова мучить? Уж лучше одним разом.
Клесх ответил:
— От парня и так мало что осталось. А тебе, волю дай — ты по подбородок всё отнимешь, чтоб его не мучать.
Лекарь развел руками:
— Ты спросил. Я ответил. Чего ещё? Ихтор хочет за культю со здравым смыслом пободаться. Ну, коли так, я перечить не стану. Ихтор надо мной старший. Не я над ним.
— За это Фебр Хранителей своих до смертного часа будет благодарить, — сказал Глава.
Руста поглядел на него исподлобья и ответил, с трудом сдерживая гнев:
— Так ещё поглядеть надо — поднимется ли он, чтобы их благодарить.
Клесх сказал спокойно, почти равнодушно:
— Поднимется. Иначе, на кой ты здесь? За Ихторовой спиной сиживать?
Крефф в ответ на это хотел, видимо, огрызнуться, но вовремя вспомнил, кто перед ним, и прикусил язык.
— Да, и вот ещё что, — сказал уже от двери Глава. — Отвар твой своё дело делает — запахи путает. Вари.
Руста кивнул, а Клесх с сожалением добавил:
— Но липкий, скотина… будто медом намазали, — он потёр шею под воротом рубахи и поморщился.
В ответ на это лекарь буркнул:
— Подумаю ещё. Но, ежели не придумаю, потерпите. Вам главное, чтобы зверь не учуял. Он и не чует. А о другом уговору не было.
— Теперь есть, — сказал Глава и добавил: — К зеленнику сделай всё по уму, а не как у тебя это обычно.
Дверь в лекарскую закрылась и Руста тихо выругался сквозь зубы.
Крефф целителей не любил нового Главу. Не любил, не понимал, не принимал. И подчинялся из одной лишь, вбитой в каждого обережника, выучки. Знал он, что и старым креффам Клесх и его решения не по сердцу. Договаривается с Ходящими, позволяет тем жить в Цитадели…
Однако ни Рэм, ни Койра, ни Ильд при посторонних никогда не обсуждали смотрителя Крепости. Всё примеривались хрычи, всё оценивали, всё взвешивали… И помалкивали.
Прямодушный и бесхитростный Дарен, в отличии от стариков, не таился. Так и говорил Клесху, мол, больно мягок ты к ночным тварям, больно возлюбил их. Но резкий нрав креффа, как и его отходчивость знали все, а потому недовольство могучего ратоборца не почиталось за мятеж. Он говорил, что думал, но делал, что велели. Скрытному же Русте, напротив, переступить через своё молчаливое неудовольствие и покориться воле нового Главы было тяжелее.
Вот и теперь целитель скрипнул зубами, призывая всю волю, чтобы подавить глухое раздражение, которое поднялось в груди после короткого разговора с Клесхом.
В Цитадели нынешнее утро выдалось суматошным. Послушники лекарей на трапезу не явились и даже их креффы, словно провалились куда-то. У Клёны от этого нехорошо засосало под ложечкой.
Тётка Матрела качала головой, собирая в корзину кое-какой снеди.
— Отнеси им, — подозвала она падчерицу Главы. — Не дело мужикам голодными сидеть. Да скажи, пусть выучей хоть после урока пришлют. Покормлю ребят, со вчера ведь не евши.
Девушка кивнула, подхватила корзинку и была такова. Сердце билось часто-часто и от горького предчувствия холодело в груди.
Башня целителей оказалась полна народу, как муравейник муравьями. Никогда прежде Клёна не видела здесь разом столько послушников. Не протолкнуться! В лекарской было тесно от старших выучей. Все серьёзные, сосредоточенные, каждый при деле — кто рвал на повязки чистые холстины, кто калил на огне ножи, кто в кипящем котле вываривал железные иглы… На гостью с её корзиной даже не взглянули.