Пленники судьбы
Шрифт:
— Погодите! — мне стало страшно. — Надеюсь, вы не хотите мне сказать, что…
— Нет, нет! — замахала руками Марида. — Нет, что ты! Убитых людей в Нерге никто не ест, все же тут обитают не дикари! Ну, не совсем дикари… Вряд ли кто из зрителей начнет грызть тела принесенных в жертву людей. Впрочем, если кто-то впадает в религиозный экстаз, то вполне может сделать нечто подобное — такое уже случалось…
— Ужас…
— На площади сегодня происходит нечто другое, тоже, знаешь ли, весьма неприглядное… У убитых вырезают сердца, и по окончании праздников их, эти сердца погибших людей, развозят по храмам Нерга, а там их отдают змеям, что обитают в тех самых храмах. Вот и посчитайте, сколько человек каждый год убивают на площади Нерга, и только для того, чтоб осчастливить Великого Сета. Причем пускают под жертвенный нож большей частью молодых и красивых людей…
— Высокое Небо…
— Да, оно уже давно взирает на творящиеся здесь безобразия… Только вот ничего не меняется.
Да уж, подумалось мне… Какая гадость, какой ужас!.. И колдуны, как и многие жители Юга, называют себя просвещенными и развитыми людьми, свысока поглядывая на те страны, что лежат за Переходом, и называют их отсталыми и дикими! Дикость — это то, что мы сейчас видим перед своими глазами. А колдуны вовсю желают принести подобное не только за Переход, но и распространить свою жестокую веру по всему свету, жаждут захватить мир… Нет, только не это!
После полуночи на площади вновь появился народ — это с чувством выполненного долга верующие возвращались домой после церемонии принесения жертв — как видно, на сегодня эта часть жуткого представления закончилась ко всеобщему удовлетворению. Да уж, было бы на что смотреть… Многие были возбуждены, другие же наоборот, спокойны — что ж, каждый из нас по-разному реагирует на смерть себе подобных… Правда, народ быстро разошелся по своим домам — все же в Нерге не принято ночами ходить по улицам, пусть даже эти гулянья проходят в праздничные дни. И снова на площади воцарилась тишина. До следующего дня.
Мы с Киссом по очереди дежурили всю ночь, но, к счастью, никто больше не открывал дверь в наше убежище — как видно, никому не понадобилось ничего из хранящегося здесь добра. Но вот в самом храме после полуночи вновь стали появляться люди. Как видно, после того, как на главной площади закончились жертвоприношения, в храм вернулись жрецы, и сейчас в здании спали не все. Более того: в храм наведывались гости. Я не раз видела, как по направлению к задним дверям храма подъезжали всадники, да и сама дверь, через которую мы пробрались, отпиралась не раз. Конечно, эта самая дверь использовалась в основном храмовыми слугами да распределителем по хозяйству, но, тем не менее, несколько раз на той лестнице, ведущей наверх, мы слышали властные голоса, которые никак нет могли принадлежать церковным служкам.
Очевидно, предположила Марида, те, кто приезжают в храм, не хотят, чтоб их видели посторонние, или же просто не хотят привлекать к себе внимания — и мало ли какие могут быть причины для подобного… Все же храмы в Нерге, кроме мест поклонения, являются еще и местом пересечения интересов самых разных группировок сильных мира сего, так что мало ли какие проблемы надо обсудить ночной порой, вдали от чужих ушей…
Рассвело, и площадь вновь стала заполняться народом. Что ж, мы тут пересидели ночь, чему очень рады, но отсюда надо уходить. Только вот куда и как? В голову ничего толкового не шло, все лезла какая-то ерунда, и, что самое интересное — все мысли были связаны только с едой. Кажется, что бы сейчас не отдала за хороший кусок жареной рыбы или курицы… Можно еще горячего супчика… Ой, хватит, а то еще облизываться начну!
— Подруга, а с чего это у тебя на лице появилось такое мечтательное выражение? — как обычно, Кисс тут как тут. — Неужели так хочется вцепиться зубами в куриную ножку?
Хм, в очередной раз убеждаюсь в том, что пытаться спрятать хоть что-то от Кисса — пустое дело. Он меня насквозь видит…
— Я бы сейчас много от чего не отказалась. Даже от жареной кошки. Вернее, кота…
— Это ты меня имеешь в виду? Дорогая, с ужасом слышу, что вдобавок ко всем своим недостаткам вы еще страдаете каннибализмом… Всеблагой, с кем я делю кров и рядом с кем закрываю глаза?! Похоже, разговоры у костра о далекой Афакии подействовали на вас куда сильнее, чем можно было предположить!
— Да ну тебя! Кисс, ты вечно все сводишь к шутке!
— Дорогая, поверь — так легче жить!
— Кисс, мне бы хотелось задать тебе немного странный вопрос, касающийся твоего прошлого… Не сердись и не удивляйся — мне просто хочется знать…
— Ну?.. — а сам подобрался, ждет какой-то подвох.
— Я о том сером котенке, которого ты подобрал в детстве… Что с ним было дальше?
— А… — тут я увидела, как Кисс ненадолго растерялся. — Надо же, как много тебе Койен рассказал!
— Нет, он рассказал немного. И далеко не все. Просто мне сейчас отчего-то вспомнилась своя кошка, домашняя… Она, кстати, тоже серого цвета. Мышей ловила хорошо, только вот ласковой ее никак не назовешь. Чуть диковатая…
— Ну, он, мой серый котенок… Тогда к нам обоим как-то сразу прилипли те клички, что дали обоим. Я — Кис, он — Киса, хотя на самом деле это была не кошка, а кот. Настоящий друг. Мышей, кстати, тоже ловил неплохо, и крыс давил — только пока. И тоже ни с кем, кроме меня, не был особо ласковым. Ты знаешь, он за мной всюду ходил, как верный товарищ, да и мне было не по себе, когда его не было рядом. Почти родное существо. Можешь не верить, но иногда он защищал меня не хуже собаки — кошачьи зубы и когти могут быть не менее опасны, чем собачьи клыки. Мы с ним были неразлучны пять лет…
— А потом?
— А потом он чем-то траванулся, и я ничего не мог сделать, чтоб спасти его. Наверное, бедняга случайно проглотил отраву для крыс… Я похоронил его неподалеку от дороги — там рос удивительно красивый куст белой акации, весь покрытый цветами. Вот там-то, под этим кустом, я и вырыл ему могилку… С той поры, как только вижу цветущую белую акацию, все время вспоминаю своего кота. Помню, ревел я по нему так, как только плакал по… Все, воспоминания окончены!
— Ладно — покорно согласилась я и посмотрела в окно, выходящее на двор. Там стояла роскошная карета, запряженная четверкой лошадей. Кажется, сюда недавно приехал кто-то из тех, кто занимает высокое положение в здешней иерархии. Интересно, сколько времени там уже стоит эта карета? Что-то мы расслабились, и перестали обращать внимание на то, что творится за окнами, а ведь эту карету должно сопровождать, по меньшей мере, несколько охранников. А ну как и им понадобятся стулья, чтоб посидеть?
На всякий случай разбудили Мариду, точнее, стоило только дотронуться до ее плеча, как она открыла глаза.
— Что такое?
— Все в порядке, но, на всякий случай, нам всем стоит быть на ногах Мало ли что…
Но долго объяснять что-то старой ведунье нам не пришлось. Даже через дверь мы услышали властный мужской голос, резко выговаривающий кому-то. Голос доносился сверху, а там, как мы поняли, находился кабинет настоятеля, или кого-то из обличенных властью.
— … И слушать ничего не хочу — туда ему и дорога, согрешившему! Мой племянник поступил правильно, и я не желаю слышать твоих стенаний! Что же касается лично тебя… Сама должна понимать: каждый мужчина желает сменить старую кобылу на молодую, полную сил и здоровья. Разве ты, неблагодарная, плохо жила все эти годы? Тебе завидовали все, без исключения, в том числе и твоя чванливая родня, а ты оказалась недостойна чести быть женой такого человека! И не надо изображать передо мной умирающую, а вместе с тем разыгрывать и великие страдания, которые ты будто бы испытываешь! За свою долгую жизнь я достаточно насмотрелся на самых разных притворщиков.