Пленных не брать!
Шрифт:
– Идемте, что ли...
Шевкуна словно не замечали. Мы аккуратно сложили оружие в ложбинку и осторожно пошли к присевшему на ржавый автомобильный мост Москаленко.
Мужик на крыльце смотрел на нас и улыбался.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
НА ТОЙ ВОЙНЕ НЕЗНАМЕНИТОЙ...
ВОЗВРАЩЕНИЕ К БУДУЩЕМУ
Жизнь полна загадок, разгадать которые может только мертвец.
Первое, что видишь, когда прибываешь в Хельсинки морем, – это Свеаборг. Странные мысли приходят в этот момент в голову. Кому как, но мне всегда
Если выбраться на палубу пораньше, можно увидеть бесчисленные островки, на которых не редкость – маленькая избенка. Баня. Если кто-то считает, что самыми большими любителями бань являются русские, то, скорее всего, он прав. Однако следует учесть, что на каждого любителя найдется и профессионал. Так вот финны профи в банном деле. Да и как иначе назвать человека, который плывет на лодке черт знает куда в Балтийское море, чтобы причалить к своему островку, на котором ютится прокопченная деревянная избушка с печкой, а вокруг вода, вода? Фактически, если лодка не своя, то покинуть этот островок можно, только когда за тобой приедут. А на море ветер. И что еще делать человеку, как не париться, до совершеннейшего слияния с природой? Да и невозможно тут без бани.
Островки эти, впрочем, некоторое время назад служили и для более прозаических и даже жутковатых целей. К некоторым из них местные жители, из тех, кто знает, не рискуют приближаться и по сей день.
Открылась дверь, и на палубу парома выскочила встрепанная Юлька. После вчерашнего кутежа на многопалубном «Силья-Лайн Симфония», бесконечного беганья из бара с роялем на самом верху до ресторанчика с караоке в самом низу, традиционного шведского стола и найт-шоу утро по прибытии в Хельсинки не может быть добрым. На пароме, размером с хороший футбольный стадион, питейных заведений великое множество и коктейльный выбор огромен. Некоторые, пройдя половину списка, от «Блэк Рашен» до «Блу Оушен», ухитряются прийти в настолько сложное состояние, что не всегда помнят, кто они и где. Вчера вечером нам неоднократно попадалась странная парочка, старающаяся получить от жизни максимум удовольствий. Они встречались с нами во всех барах, пару раз пытались вылезти на сцену с караоке, чтобы спеть, играли в казино на всех автоматах, кричали что-то, бегая по верхней, открытой палубе, в конечном итоге Старшой, по Олькиной формулировке, тащил Молодого в каюту, тот отбрыкивался и кричал по-русски: «Я – Третий Рейх! Где вы были в сорок втором году?! Я – Третий Рейх!»
– Ты меня покинул. – Юлька надула губки.
– Нет, я только вышел подышать свежим воздухом.
– Почему без меня? – Она подлезла под руку, словно воробушек, устраивающийся в гнезде.
– Ты спала. Как ты себя чувствуешь?
– Не очень. Та смесь была, кажется, лишней.
– Которая?
– Кофейный ликер, водка и какой-то сок. И лайм.
– Черный русский.
– Как скажешь, милый, – вздохнула она. – Но он был явно лишний. Голова тяжелая.
– Ничего, это пройдет. Мы сейчас в гостиницу, на один день...
– И ночь? – Юлькина голова вынырнула из-под моей руки.
– И ночь, – кивнул я. – А потом берем машину, и вперед.
– А это очень нужно?
– Что?
– Ну, машину и вперед.
– Да, зайчик, очень. Во-первых, мне заказана статья. Во-вторых, я просто хочу видеть, где происходили события, которые собираюсь описать. Это же неизвестная война. Может быть, я даже книгу напишу!
– Ты? Книгу?
– А что? Сомневаешься?
– Ну... нет, просто ты не умеешь писать книги. Статьи – да, а книги – нет.
– Там будет видно. А вот и наши знакомые.
Из тех же дверей к борту вывалились две бледные тени былого великолепия. Очень зеленый Молодой и слегка синеватый Старшой. Молодой был еще и мокрый.
– Кошмар какой, – ужаснулась Юлька. –
– Да, этим алкоголь и хорош, кому-то наутро всегда хуже, чем тебе...
– Хельсинки лучше, чем Стокгольм?
Шведская столица произвела на Юльку неизгладимое впечатление. Мы целый день бродили по узким улицам, серым набережным, пытались сфотографировать стремительное отражение в морской воде поезда, проносящегося по мосту, там, где он соприкасается с отражением трех корон на шпиле. Целый день для Стокгольма – это много и мало одновременно. Это передозировка от впечатлений, это море увиденного, странного, непонятного и одновременно притягательного. Смена караула – с барабанами, конями, гвардейцами, маршами. Викинги на каждом углу, кольца, кельтика, руника, рога, мечи. Музеи, удивительные пирожные в кафе с крепким, очень крепким кофе. Все перемешивается, стирается, запоминается заново. Остается только удивительное чувство усталости и удовольствия, когда ты, едва переставляя ноги, наконец, заходишь на белый, многоэтажный паром. Добредаешь до каюты... только для того, чтобы бросить вещи. Потому что паром – это уже совсем другой мир. Такой же огромный, как и тот, что снаружи. Исследовать, исследовать, исследовать...
– Хельсинки – это Хельсинки, – ответил я. – Как можно сравнивать города? Например, Стокгольм и Копенгаген. Или Хельсинки и Ленинград...
– Петербург, – поправила меня Юлька.
– Тем более. Хотя в названии – это каждому свое. Города, они разные все. Хельсинки не лучше и не хуже. Он просто другой. Это самое интересное в путешествии по морю. Есть возможность почувствовать разницу.
– Почему именно по морю?
– Потому что, когда едешь по суше, на автомобиле или поезде, местность вокруг тебя меняется плавно и города меняются вместе с ней. Незаметно. А по морю всё совсем иначе. Бац! И ты уже совсем в другом месте. Сразу чувствуется разница.
– Ты милый... – Юлька снова забралась ко мне под руку. – А что это за крепость?
– Свеаборг.
– Кто построил?
– Кто ее только не строил. Если не ошибаюсь, изначально строили, чтобы защитить шведский порт от русских, потом достраивали, чтобы защитить русский порт от шведов. В любом случае сооружение монументальное.
– Гранит?
– Да. Тут его полно. Через пролив – уже совсем другое дело. Там плитняк, колкий и классический для всей Европы. Замки, стены... Сплошной плитняк. По сравнению с гранитом мягкий камень.
– Почему так?
– Так получилось, – пожал я плечами. – Вопрос не ко мне, к природе. Финны этим обстоятельством уверенно воспользовались.
– В смысле?
Я кивнул в сторону могучих стен Свеаборга.
– Например, в военном смысле. Взять такую крепость можно только политическими методами.
– Переговорами?
– Вроде того. Политические средства ведения войны на самом деле очень подлая штука. Многие возмущаются ковровыми бомбометаниями, шахидами, газами, бактериями, противопехотными минами. Мол, жестокие, грязные методы ведения войны. При этом забывают про подкуп, предательство, шантаж, негласный договор. Политика. Сколько солдат положили свои жизни из-за чьего-то недалекого умишка и нечистых рук? Кто считал поражающую способность одного чемодана с деньгами? Или убойную силу вранья? Никто. А следовало бы. Судить в Гааге, запрещать, казнить за применение такого оружия массового поражения.
– Ты об этом тоже напишешь?
Я посмотрел на нее. Русые волосы развеваются на ветру, сжатые кулачки спрятаны в длинных рукавах свитера. Нахохлившийся на ветру воробушек.
– Я же не умею писать книги...
Юлька засмеялась.
– Ну, это я так сказала, просто чтобы тебя подразнить...
– Вот, значит, как. – Я сделал вид, что обиделся.
– Ну, ладно тебе!
Она ткнулась головой мне в грудь. Я воспользовался этим, обнял ее.
Мне по-прежнему казалось, что из той самой, семнадцатой, бойницы кто-то смотрит на меня через прорезь прицела.