Пленных не брать!
Шрифт:
– Привет, Валерик! – обрадовался он, шамкая беззубым ртом. – А я вот жашел гажетку почитать...
– Читай, дядь. Жрать хочешь?
– Не откажалшя бы.
Я без лишних слов вручил ему буханку хлеба и две банки сгущенки, купленные в коммерческом магазине. У ары, как выяснилось, я изъял что-то около пяти миллионов плюс двадцать долларов. К подарку я добавил две пачки «Кента», чем совершенно добил дядю Хорька.
– Ограбил, штоль, кого? – в благоговейном ужасе спросил он.
– Премию получил. Ты намазывай вон булочку сгущенкой да хавай. И покури нормальные сигареты вместо веника своего.
– Ого! Богатей! Ну, пойду, штоли, покушаю.
И он поволок снедь в свою конуру по соседству. Раньше дядя Хорек работал фотографом; очень хороший, говорят, был фотограф – художник, а не фотограф. Сейчас и осталось, что голых девок разглядывать. Смотрит-смотрит, а потом как раскричится: «Где ж у него, козла, свет?! Кто ж так снимает – блики вон куда пошли!» Хороший, в общем, дядька. Жаль, помрет скоро – туберкулез у него и с почками хреново...
Я побросал в тумбочку покупки: в основном консервы и разные полуфабрикаты. Миллиона три потратил, но еще и осталось прилично, спасибо кавказским героям. Улегся на кровать, открыл банку пива «Холстен» и, глядя в потолок, тихонько высосал его. Головная боль ушла; правда, ныл сломанный урлой зуб. Интересно, как там Дрозд? Небось, набьют ему рыло. Ну и ладно, надо было со мной идти, я звал, будил. Вот только бы не схватить заразу, не взял же вчера с собой презеры, а ведь целая тумбочка, аж назад высыпаются! Зарплату нам один раз ими дали.
Неожиданно включилось радио. На полуслове прорвался голос диктора, сообщивший, что «...дается прибытие нового груза гуманитарной помощи ООН». Я дотянулся до выключателя и заткнул маленького мерзавца.
– Валерик!
Это опять был дядя Хорек.
– Говорят, облава жавтра будет.
Он постоянно добывал где-то уникальные агентурные сведения про облавы, проверки паспортного режима, раздачу халявной жратвы. Ходили слухи, что у него сын служит в войсках ООН, но я не хотел в это верить: сытый ооновец не должен доводить батьку до такого скотского состояния... Хотя, скорее всего, так оно и было.
– Точно, дядь?
– Ну! Ужаш, ужаш, шаматоха!
– И во сколько?
– Не жнаю. Жнаю, што жавтра.
Ну, жавтра так жавтра. Поспать надо, выспаться. Пожрать хорошенько. Кстати, дверь надо закрыть, а то усну, а жратву из тумбочки повытаскивают, хоть бы бабки соседские. Хорек-то не из таковских, а вот бабки...
Облава – штука опасная. Ни с того ни с сего оцепляют дом и начинают шмонать по квартирам. Что ищут, зачем – неясно: то ли наркотики, то ли оппозиционеров-террористов, то ли просто отрабатывают мероприятия на всякий случай. Одно важно: могут и морду набить, и в каталажку загнать, и пристрелить ненароком. А еще неположенные вещи изъять. А в ранг неположенных вещей попадают в первую очередь жратва, деньги и всякие мелкие ценности. Когда я в охране гуманитарки работал, меня не трогали – корочки солидные, контора уважаемая, сами там кормятся. Честь, конечно, не отдавали, но и не обижали. А теперь я такой, как все. Быдло, одним словом. Помойка.
С этими мыслями я и заснул, а проснулся оттого, что дядя Хорек тряс меня и бормотал:
– Пришли жа тобой, Валерик, шлышишь, пришли!
А кто-то невидимый громко рявкнул:
– Ну-ка, старый хрен, отойди! Я сам его щас разбужу!
За этим последовал ощутимый удар по ребрам. Били, кажется, сапогом. Я извернулся, но меня сдернули на пол и потоптали еще немного, после чего велели одеться поскорей. Знакомая публика: двое в штатском и двое ментов, один из которых в чине капитана. Он и орал. За их спинами вертелся дядя Хорек, пока второй мент, сержант, не огрел его дубинкой. Ну вот, нажрался я. И выспался... И облава не потребовалась.
Внизу, на улице, ждал джип. Милицейский «Ниссан-Патрол» серого цвета, с побитой мигалкой, заботливо перемотанной изолентой. Это насторожило: обычно по мелочи ездят на стареньких «козлах» или «Жигулях», а то и вовсе пешком ходят, благо отделение недалеко. Я осмелился подать голос и обратился к капитану:
– Начальник, а за что меня-то?
– Черного на улице побил? Деньги отнял? А ножик откуда? – флегматично квакал капитан, налегая на меня на поворотах.
– Не мой ножик.
– Ясное дело, не твой. Мой. Сиди, сука, молча.
– А что ножик? Ну, ножик... – продолжал я.
– Говорю, заткни пасть. Там все тебе скажут.
И я, как сука, сидел молча, пока мы не приехали вовсе не в отделение, а к огромному краснокирпичному зданию УВД с золотым орлом под крышей, Там пожилой сержант препроводил меня в камеру предварительного заключения, где уже сидело и лежало человек десять. Преимущественно доходяги типа дяди Хорька, наловленные по углам, но у батареи грелись двое крупных мордоворотов явно из уголовников. Я и не знал, что в УВД тоже камер полно.
– Посиди пока тут, – велел сержант, словно я мог куда-то уйти из камеры по своему усмотрению.
Я послушно сел на краешек деревянного топчана и поморщился – от параши омерзительно воняло.
– Че косорылишься? – спросил один из мордоворотов, завязывая скандал. Я его понимал: чем не займешься от скуки.
– Воняет, – честно сказал я.
Настроение у меня было, прямо сказать, нехорошее. А мужики этого не понимали.
– Не нравится ему, Степа, – огорчился второй.
– А тебе, что ли, нравится? – с любопытством спросил я. – Ну, иди поближе сядь, понюхай с удовольствием.
Пока они отдирались от батареи, я дал Степе по яйцам, оставив его в глубоких размышлениях о пользе хороших манер, а второго отволок к любимой параше и окунул мордой в самую гущу, чтоб наслаждался. Пока он там булькал, оправившийся Степа полез было ко мне. Пришлось сломать ему челюсть. Оказалось совсем не трудно.
На крики поверженного Степы прибежали менты. Двое ласково повели его к лекарю, а третий – всё тот же пожилой сержант – вяло сказал мне:
– Что ж ты, сука, сидеть спокойно не можешь? Одному человеку челюсть сломал, второго в говно мордой сунул...
– Говно к говну. А пусть не лезут, – по-детски парировал я. – Нужны они мне. Человеки хреновы.
– Человеки не человеки, а мне за них отвечать. Пойдем в одиночку, а то ты тут мне устроишь Вавилон...
В одиночке оказалось гораздо уютнее. Вот сразу бы сюда и посадили. Парашу заменял работающий (!) унитаз, а на металлической лавке лежали тощий матрасик и одеяло. В довершение ко всему минут через двадцать мне принесли обед: жидкий картофельный суп, перловку и хлеб. Вполне прилично, даже лучше, чем в столовке-бомбоубежище, к тому же еще и бесплатно.