Пленных не брать!
Шрифт:
– Стань тогда, чтоб я тебя видел, – велел я. Отвлекся на старлея я на долю секунды, но этого хватило, чтобы Москаленко перевел ствол «Калашникова» на меня.
– Пат, – сказал он.
– Чо? – спросил Васюня.
Ему ничего не стали объяснять, а Воскобойников довольным тоном прокомментировал:
– Начинается. Вы не представляете, какое невыразимое удовольствие смотреть на всё это, принимая самое что ни на есть пассивное участие!
Его жена (или не жена), казалось, впала в прострацию. Костик продолжал ее придерживать.
– Пат, говоришь? – спросил я.
– Ага. Мексиканская дуэль. Смотрел фильмы Джона By? – спросил капитан.
– Не смотрел.
– Напрасно. И что ты теперь будешь делать?
– Мексиканская дуэль, – поучительно сказал Воскобойников, – обычно заканчивается при участии третьей стороны. Вот так, например.
Два – ноль. Он сделал Москаленко по всем статьям. А капитану ведь нужно было обыскать Воскобойникова. Не обыскал...
С расстояния в несколько сантиметров – в висок. Полковник не целился, но он был, как ни крути, военным старой закалки (или не он? не думать про это, не думать!), поэтому попал. Голова капитана словно взорвалась со стороны выходного отверстия. Я среагировал самым идиотским образом: палец нажал на спуск, и незнакомый мне пулемет прострочил грудь Москаленко, уже мертвого, сбросив его с крыльца.
Капитан лежал ничком, пепел под ним превращался в красно-черную гущу, а Воскобойников бросил на пол глухо стукнувший пистолет. Здоровенная, неуклюжая машина, небось лет сто ей, никогда таких не видел...
– Два – ноль? – спросил я.
– Так точно.
Он ответил с улыбкой. Ну да, плохой парень убит, всё как полагается... Я ногой отбросил пистолет в коридорчик.
– Теперь мы уходим, – сказал я.
– Соврал, сержант.
Это сказал дурак Васюня.
3
– Не понял, – пробормотал стоявший рядом с ним прапор Коля.
Морда у прапорщика была такая прикольная, что я засмеялся бы, если бы не видел батарею взрывчатки под Васюниной расстегнутой курткой. Доктор Блошкин ухватил прапора за шиворот и толкнул вперед так, что тот упал на колени и на коленях же отполз в сторону.
Козыри пошли в ход. Ах, Васюня, Васюня... и добрый доктор Айболит, что под деревом сидит, что пожертвовал на мой день рождения спиртягу. Два наших тихих задроченных спутника.
– Тихо-тихо отдаешь мне коробку, – приказал доктор. – Иначе он соединит контакты.
Рука Васюни была в кармане. Похоже, эти двое не шутили. Надо было мне догадаться, что просто так, без подстраховки, никто никого не посылает. Конечно, покойничек Москаленко мог и не знать о роли доктора с придурком... как, кстати, и покойничек Шевкун.
– И всё взорвемся на хер, – сказал Костик, до сей поры молчавший.
– А тебе от этого легче? – осведомился доктор.
– Да нет... Я бы пожил малость.
– Тогда скажи ему, пусть отдаст коробку с Руной.
– Отдай ты им эту х...ню, – сказал Костик. – Давай, Валер, отдай.
– Только пулемет сначала брось, – добавил Васюня.
Доктор тем временем подобрал автомат, выпавший из рук дохлого капитана. «Калаш» и пулемет ходили туда-сюда, как карты.
– Не брошу, – сказал я. – Пулемет – это моя гарантия.
– Опять мексиканская дуэль, – возник полковник. – Я охреневаю, товарищи. Я такого не видел сто лет.
– Помнишь этот фильм, с Траволтой? – неожиданно спросила женщина. – Помнишь?
– Какой тут Траволта! – воскликнул Воскобойников. – Тут почище. Эх, теперь не жалко и помереть, мужики.
– Помрешь, успеешь, – пообещал доктор. – А ты брось пулемет.
– Слушай, Блошкин... – начал я и поймал взгляд Станислава Федоровича.
Тот медленно закрыл глаза и вновь открыл. Или я ничего не понимаю, или это означало «давай». Только что давать-то? Что такого знает полковник, чего не знаю я? Бросить пулемет? Отдать Руну?
– Он всё равно успеет соединить контакты, даже если ты выстрелишь, сержант, – продолжал доктор Блошкин. – Оно тебе надо?
В самом деле. Точно, хрен ли мне пулемет, если Васюня весь обвешан взрывчаткой... Значит, полковник говорит мне: «Отдай Руну». В самом деле – отдать?!
– Лови, Айболит, – сказал я и бросил коробочку.
Блошкин неловко поймал ее, едва не уронив, а Васюня радостно захохотал. Наверное, им в самом деле пообещали что-то несусветное, таким счастьем засветились лица. Ордена, квартиры, бабы, водка. Предел мечтаний нормального человека.
– Елки... – пробормотал доктор. – Елки зеленые...
– Дальше что? – спросил я.
– Хер с вами, оставайтесь. Что хотите, то и делайте, – сказал он. – Пошли, слышишь?
Всё правильно: у них была Руна.
Но они ее – если верить рассказу Воскобойникова – не оживили, не омыли кровью. Как не омыл и я – Москаленко убил полковник. И Шевкуна убил он... Хотя...
– Забей, – сказал Беранже. – Я знаю, что ты думаешь, сержант. Забей. Стой спокойно.
Он был умный малый, старший лейтенант, всё-таки потомок французского поэта. Но ведь именно он убил Шевкуна. Так сказать, в юридическом аспекте убил – ведь лысый капитан был еще жив...
«Для того чтобы боевая Руна ожила у нового владельца, он должен убить друга, близкого человека, с которым сражался плечом к плечу. Так сказал Густав».
Мы все сражались плечом к плечу, а кто был другом или не другом – поди разбери, что нужно Руне.
Слова мертвого немецкого оберштурмфюрера выдернули незримую чеку. Васюня, так не вовремя убравший руку из кармана, доктор Блошкин, уставившийся на коробок и не видящий, похоже, ничего вокруг, старлей, умоляюще смотрящий на меня, – всех смел ураган свинца, пробил, скомкал, отшвырнул назад, в прах и пыль десятков и сотен таких же, жаждавших того же...