Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи
Шрифт:
Брак с «прелестным мальчиком» официально продлился всего три месяца. Многие, размышляя на тему «что это было», говорят, что брак изначально был не настоящим, а фиктивным, заключенным ради этих самых гастролей в Будапеште, куда неженатого Лиепу не хотели брать. Стал мужем Плисецкой – поехал. Но Азарий Плисецкий все же вспоминает об этом браке как о самом настоящем, пусть и очень коротком: «Майя с Марисом не ссорились, не колотили тарелки, просто очень скоро осознали, что не подходят друг другу. Официально их брак просуществовал около трех месяцев, но совместная жизнь продолжалась не больше пары недель».
В личном архиве Плисецкой, который сейчас хранится в Театральном музее имени Бахрушина, сохранилась
«Москва Большой театр Союза ССР Плисецкой Майе
Сердечно поздравляем присвоением звания Народной артистки Лиепа».
Действительно, суховато для любящего мужа.
Они еще долго танцевали вместе, но не всегда ладили в жизни и на сцене. Помните, как Михаил Лавровский рассказывал о том, как они сидели в разных углах сцены в балете «Дон Кихот»? Но все же, как говорят коллеги, Марис всегда восхищался Майей – для него лучше балерины на свете не было. Часто повторял, что от ее глаз могут загореться декорации, такой у нее темперамент.
В 1989 году популярный в Советском Союзе эстонский журналист Урмас Отт спросил Плисецкую:
– Извините, с Щедриным у вас первый брак?
– Да, – ответила она без тени сомнения.
Так, значит, брак с Лиепой был фиктивным? И поэтому не был для Майи настоящим? Однажды в программе «Судьба человека» с Борисом Корчевниковым у дочери артиста Илзе Лиепы спросили об этом. Илзе отрезала: «Они договорились о джентльменском соглашении никогда об этом не говорить. Я думаю, что мы будем соблюдать эту договоренность». Наверное, и нам гадать смысла нет. Да и не важно это уже сейчас: партнерство на сцене, даже если иногда и омрачалось разногласиями, важнее.
С главным мужчиной ее жизни Майю свела Лиля Брик – легендарная женщина, муза поэта Владимира Маяковского, в светском салоне которой (если понятие «светский салон» в принципе применимо к советской жизни) бывали самые интересные и разнообразные люди – от сотрудников спецслужб до легендарного французского актера Жерара Филиппа. Хотя, конечно, не будь балета, и Лиля Брик не помогла бы «Маюшке» (так ласково называл Плисецкую Щедрин) и «Робику» (так называли Щедрина близкие, знавшие, что при рождении ему дали имя Роберт, а потом поменяли на более русское Родион, все-таки он внук священника, и семья всегда была крепка православными традициями) встретить друг друга.
Сначала Щедрин Майю услышал: было у Лили Брик и Василия Катаняна увлечение – записывать на магнитофон голоса друзей. Плисецкая спела им балет «Золушка» Сергея Прокофьева. Щедрин, которому Брик – Катанян дали эту запись прослушать, был потрясен: балерина в этом своем «хореографическом» пении изображала и барабаны, и «звенящие флейты, и пленительные, терпкие прокофьевские мелодии». Потом он будет говорить, что у Майи абсолютный слух. Личная встреча произошла у Бриков в 1955 году. Искра как будто вспыхнула, но быстро затухла – романа не случилось. Тогда.
Но в 1958 году Родион Щедрин увидел Плисецкую в роли Эгины в балете «Спартак» в постановке Игоря Моисеева и не устоял – позвонил после спектакля и рассыпался в комплиментах. В то время по заказу Большого театра он работал над партитурой балета «Конек-Горбунок» и напросился к Майе на репетиции – посмотреть вблизи, что такое балет, чтобы «лучше понять жанр». Говорил, что это поможет писать музыку. Но Майя прекрасно понимала: дело не только в музыке. И достойно подготовилась к встрече с молодым (Родион на семь лет моложе) композитором: «Занималась я в черном обтягивающем трико – была одной из первых, кто репетировал в купальнике-эластик. Он к моей фигуре здорово подошел, выгодно выделив ее достоинства. То соблазнительные па Эгины, теперь часовая разминка в облегающем торс одеянии! На Щедрина обрушился ураган фрейдистских мотивов». А он и не отрицает: действительно обрушился. Разве может кто-то устоять перед Майей? Он и не пытался: «Я, как теперь модно говорить, “запал” окончательно. Я был очень настойчивым – когда мужчине нравится женщина, его мало что может удержать. И Майя ответила мне взаимностью. Меня считают большим любителем балета. Но это не так. До сих пор балетоманом я себя назвать не могу. Я – майяман».
В семье Плисецких Щедрина встретили с распростертыми объятиями: «Мы с Аликом обрадовались появлению в нашем доме Щедрина, – пишет в своей книге Азарий. – Приняли его как третьего брата. Подкупали не только природное обаяние, легкость и талант, но и сходство увлечений. Так же как мы с Аликом, Щедрин любил лодки, автомобили, водные лыжи, занимался спортом, поэтому общий язык с новым ухажером сестры был найден моментально. К тому же ему удалось невозможное – укротить стихию по имени Майя, за что к нему сразу очень прониклась и мама. Она непрестанно переживала за дочь, буйный и взрывной характер которой часто толкал ее на необдуманные поступки. Когда она “взбрыкивала”, мама обреченно констатировала: “Ну вот, Майечке опять вожжа под хвост попала”. Щедрин с самого начала уверенной рукой взялся за эти вожжи и всю их с Майей совместную жизнь мастерски справлялся с ее неконтролируемым и спонтанным характером».
Но если Плисецкие Щедрину обрадовались, вторая главная женщина его жизни – мама Конкордия Ивановна Щедрина – соперницу не жаловала. «Она очень ревновала Родиона к Майе и поначалу всячески противилась их связи, – утверждает Азарий Плисецкий. – Как и каждая мать, она была абсолютно уверена, что находиться рядом с ее сыном – большая честь, которой достойна не каждая женщина». Мне рассказывали люди, знакомые с ситуацией, что скандалы Конкордия Ивановна, прибегавшая в квартиру к жившим буквально за Большим театром Плисецким (сама она работала старшим экономистом в бухгалтерии Большого), случалось, закатывала знатные. Но ни Родиона, ни Майю это не остановило.
Плисецкая и Щедрин поженились 2 октября 1958 года. Невеста потом признавалась: это была ее инициатива. Родиона штамп в паспорте не слишком интересовал, а вот Майе этот брак был нужен: ей и министр культуры СССР Екатерина Фурцева прямо говорила, что «к замужним доверия больше», и этак по-женски, по-дружески (но на самом деле начальственно-настоятельно) рекомендовала выйти замуж, чтобы получить возможность выезжать на гастроли за рубеж. У Щедрина ситуация была прямо противоположная: как вспоминал позднее сам композитор, на репетиции какого-то концерта к нему подошел заведующий сектором музыки ЦК КПСС Б. М. Ярустовский и заявил без обиняков: «Нам сообщили, что у вас роман с Майей Плисецкой. Надеюсь, вы не собираетесь на ней жениться. Вы испортите себе репутацию». Но любовь победила. «Благодаря Родиону с Майи сняли ярлык шпионки», – заявит потом Азарий. И на гастроли она действительно поехала, и в немалой степени именно благодаря Щедрину, но об этом я расскажу в соответствующей главе. «Он находился на лучшем счету у советской власти, чем Майя, – признавала Суламифь Мессерер, – и даже сам факт их брака Майе сильно помог, как и светлая голова Робика».
Но тогда, в октябре 1958 года, никто вокруг (а возможно, и они сами) и предположить не мог, что они проживут вместе 57 лет. Щедрин вспоминал: «Мы пошли в ЗАГС Киевского района города Москвы, и нам поставили печати в паспорта, тогда это делалось сразу. Потом в гастрономе “Украина” купили бутылку водки, сыр, докторскую колбасу, хлеб и пошли к Лиле Брик, которая жила с Василием Катаняном в нашем же доме. И провели у них запомнившийся день, ушли глубоко за полночь. Вот такая непритязательная у нас была свадьба». Эльза Триоле, узнав о ней, радостно написала сестре Лиле в Москву: «Очень мне нравится, что Майя с Щедриным поженились!»