Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи
Шрифт:
«Майя – она напоминала об Испании, и о Сервантесе, конечно, но еще и о Лорке, обо всех тех, кто боролся за свободу. Она сделала свою Китри незабываемой. Красивая (конечно же!), яркая, волнующая, ее Китри предвосхищает ее Кармен… она не завлекает… она околдовывает, она умело руководит своим милым цирюльником, и этот юный сладострастный возлюбленный помогает ей одурачить и ее отца, и богача Гамаша, которого ей прочат в мужья. Дон Кихот будет ее защитником, влюбленным, конечно, но всегда умиляющимся этой ее несокрушимой волей и желанием. И еще – в партии Китри совершенная техника Майи помогает ей избежать жеманного кривлянья, свойственного этой роли; ее невероятная элевация потрясает; и в первый раз (а возможно, и единственный) виртуозность добавляет достоверности героине. После нее все
Лауренсия в одноименном балете, поставленном Вахтангом Чабукиани в Большом театре в 1956 году (первую постановку он осуществил в Ленинградском театре оперы и балета имени Кирова в 1939-м, а потом возобновил в 1946-м после возвращения театра из эвакуации), стала как бы продолжением Китри. Если бы той пришлось бороться не только за свое личное счастье с Базилем, но и за счастье своих земляков, например. В то время главным направлением в искусстве был социалистический реализм, который требовал от художников «правдивого, исторически-конкретного изображения действительности в ее революционном развитии». Что было делать балету – одному из самых, пожалуй, далеких от реальности видов искусства? Искать и не сдаваться. После того как Большому театру с трудом удалось выжить в пылу революционной борьбы, нужно было доказать, что балет – это не только про красивые женские ноги, но и про революционную борьбу (хотя ноги все равно оставались на первом плане).
У классика испанской драматургии Лопе де Вега нашли не слишком известную пьесу, которую в свое время запретили в самой Испании и за ее пределами не ставили. Зато в 1876 году «Овечий источник» («Фуэнте Овехуна») поставили в московском Малом театре, но цензура скоро (и вполне ожидаемо) спектакль запретила. В 1919 году, уже в новых, революционных, условиях пьесу поставил в Киеве советский и грузинский режиссер Константин Марджанов (Котэ Марджанишвили). И таков был успех этой постановки, что ее перенесли на свои сцены многие театры страны. А потом случилась Гражданская война в Испании, в которой участвовали многочисленные «добровольцы» из СССР, – соответственно, интерес и к стране, и к теме вырос еще больше. В СССР эту пьесу интерпретировали как историю о борьбе испанских крестьян против феодалов.
В красавицу Лауренсию влюблен Фрондосо. Она – веселая и озорная, действительно похожая характером на Китри, – любит его подразнить. Из военного похода в деревню возвращается местный феодал (Командор), ему сразу приглянулась Лауренсия, которой поначалу удается убежать от его домогательств. Со своей свитой он является непрошеным гостем на свадьбу Лауренсии и Фрондосо, жениха заточает в тюрьму, а невесту приказывает привести к себе в замок. Народ ропщет. Когда мужчины деревни собираются ночью в лесу обсудить, как бороться с тираном, появляется истерзанная, в рваной одежде Лауренсия и призывает нерешительных в своем страхе мужчин к восстанию. Ну, просто красный комиссар с наганом в кожанке. Ее призыв поддерживают женщины Фуэнте Овехуны (так называется деревня). Народ штурмует замок, освобождает Фрондосо, который убивает Командора и поднимает плащ убитого тирана как знамя победы. Справедливость и социалистический реализм торжествуют. «Лауренсия, предводительница народа, взбунтовавшегося против тирана, истовая поборница свободы и справедливости», – описывала свою героиню Майя Плисецкая.
«Героини Плисецкой, – писал Борис Львов-Анохин, – все делают отважно и отчаянно, всегда и во всем идут до конца, до края – в страсти, в протесте, в горе, в озорстве и веселье. Каждый их сценический поступок кажется абсолютно категоричным, бесповоротным, безоговорочным. Они действуют без всякой опаски, без оглядки, бесстрашно и одержимо. Но при всей стихийной непосредственности, даже безудержной размашистости натуры, героини Плисецкой по-настоящему значительны, никогда не теряют достоинства и величия».
Майя, которой прочили амплуа лирической героини, предпочитала другие партии – в которых был волевой, жизнеутверждающий характер. И они у нее действительно получались незабываемыми. Прыжки ее героинь были большими и высокими, вращения – стремительными (все это есть и у Китри, и у Лауренсии). Элевацию Плисецкой (этот балетный термин означает способность высоко подниматься в прыжке) критик «Нью-Йорк Таймс» ставил в пример танцовщикам мужчинам.
Китри, Лауренсия, а потом и Кармен не просто соединили Майю со страной, которую она беззаветно любила, сама не понимая почему, но и привели ее туда – в Испанию. И еще бесстрашие (да, почти как у ее героинь): «Волков бояться – в лес не ходить», – любила повторять Плисецкая, объясняя, почему согласилась возглавить балет Национального лирического театра в Мадриде. Подробнее об этом я расскажу в главе «“Майя”. Годы странствий».
Испания и испанки Плисецкой – ее молодость и ее мятеж. Она, кажется, никогда не была девочкой – амплуа инженю точно не для нее. «Ее героини не знали, что такое платоническая любовь. Ими владела страсть, а любили они не мальчиков, но героев», – писал балетный критик Вадим Гаевский. Ее испанки сами решали, кого возвести в герои, а кого сбросить с пьедестала. Посмотрите на ее Кармен, презирающую мужчину, потерявшего голову от страсти. Мужчина должен быть сильнее. Посмотрите на ее Кармен, пристально вглядывающуюся в мужчину, каждую корриду рискующего жизнью. Рискующего с улыбкой, как будто это игра. Для них обоих, Кармен и Тореро, смерть – всего лишь игра. Но есть ли такие – бесстрашные и чтобы сильнее, чем эта Кармен, – мужчины в жизни? Оказалось – да.
Кармен. От мечты до памятника. Алонсо
Майя Плисецкая сделала то, что до нее никто еще в Советском Союзе не делал: привезла иностранного хореографа для постановки балета в главном театре страны – Большом. «Мне очень многое запрещали, – рассказывала она много лет спустя. – “Кармен-сюиту” разрешили только потому, что Альберто Алонсо кубинец. С Фиделем Кастро отношения портить было нельзя».
Есть знаменитая фотография бородатого Фиделя, любимца женщин и советских партийных вождей, в окружении балерин Большого театра. Он – в своем военном френче, они – в пачках. Сила и хрупкость.
Несмотря на дружбу с Кубой на всех фронтах, включая культурный, пробить Алонсо как постановщика было трудно, вспоминает Борис Мессерер. «Это тогда стоило больших усилий. Несмотря на то что Алонсо – балетмейстер из дружественной нам Кубы, все равно была масса вопросов – как его пригласить, на сколько, когда? Но Майя все это пробила. Я не очень в курсе всех организационных сложностей, но знаю, что это была целая эпопея». Причем «эпопея» длилась практически все время, пока хореограф был в Москве: «Надо было обивать пороги “по инстанциям”, чтобы Алонсо продлили визу, театральный пропуск, – вспоминал впоследствии Родион Щедрин. – Кстати, была и проблема с гостиницей – в течение месяца мы ее сами оплачивали. Словом, все, как и положено быть в нашей родной отчизне».
«СССР был уникальной страной, – вспоминал Алонсо. – Это очень холодная страна, особенно для кубинцев. Когда я приехал, сугробы были по пояс. Очень интересная страна, очень сильный народ. Поэтому немцы не смогли войти в Москву. Очень гостеприимный народ, много курят». Про «много курят» Борис Мессерер ничего не говорит, а вот про гостеприимство – да, было такое: «Мы очень быстро подружились с Альберто, стали проводить много времени вместе. Он же был такой неприкаянный в нашей стране, здесь трудно ассимилироваться после Кубы. Мы проводили время вместе, на этой почве очень сблизились, и потом Альберто начал делать большие успехи в русском языке, потому что он все время вращался в русском обществе, с нашим балетом. Он стал быстро прогрессировать, тем более что в этой среде много профессиональных терминов, которые он все время употреблял и в разговоре с балетными, и со мной. Он вообще был как член семьи, к нему все очень тепло относились. Его во всякие компании затаскивали, которые возникали стихийно».