Плод воображения
Шрифт:
Он пожал плечами, не считая нужным объяснять, что любые эксперименты с неизвестной химией сейчас внушали ему куда большие опасения, нежели симптомы сильнейшей простуды — такие привычные, понятные и простые. Почти домашние. Они, правда, мешали соображать быстро и четко, однако, продираясь сквозь навеянный ими туман, он всё-таки совершал неприятную работу, которая понемногу отрезвляла.
— Насчет привета… Это ты передавала?
Он действительно не был в этом уверен. Недавнее помрачение рассудка воспринималось сейчас как с трудом пережитый опыт неудачного зомбирования — или
Ведьма взяла двумя пальцами лежавшую на столе бумажку и перевернула, стряхнув отвергнутый Каплиным порошок. На обратной стороне мятого листка обнаружились слова, написанные чем-то вроде косметического карандаша. Во всяком случае, цвет букв был коричневато-розовый. Расположение строчек напоминало стишок.
Он подвинул к себе бумагу и прочитал то, что при желании действительно можно было принять за стишок:
«Привет Не верь той у которой нет дракона Она не я Спаси меня Я не знаю где я Если переспал с ней убью Люблю Целую Жду»Это было почти смешно, вот только смеяться не хотелось. Хотелось нащупать на голове кнопку «Reset», чтобы всё (может быть) вернулось на свои места. Однако внутренний голос подсказывал: если и вернется, то не скоро. Привыкай.
Он еще раз перечитал наспех нацарапанное послание. Оно могло быть написано кем угодно и для кого угодно. Почерка Оксаны он не знал, да и всерьез говорить о почерке в данном случае не приходилось. Крик о помощи или подделка? Кто ж тебе скажет. После «детских» надписей на асфальте он готов был поверить во что угодно. Например, в то, что компания плохих девочек продолжает вести свою крупнобюджетную игру. Попахивало какой-то фаулзовщиной с местным колоритом. Не госпожа ли Кончис перед ним?
Он выпустил бумажку из пальцев.
— Ничего не понимаю. Где ты это взяла?
— В кармане мертвого собаковода.
— Какого еще собаковода?
— Как следует из названия, они водят. Причем не только собак. А заодно подчищают. Убирают отсюда всё лишнее. И всех лишних.
— Откуда это — «отсюда»?
— Из города.
— Так, значит, город принадлежит им?
— Нет, город принадлежит нам… хотя никто никогда не ссорится с собаководами. Они охраняют нас.
— От кого?
— А ты еще не понял?
Он сжал ладонями раскалывающуюся голову, и они тотчас сделались влажными. Он, может, кое-что и понял бы, если дать мозгам немного остыть. Тем не менее он догадывался.
— Я, наверное, тоже лишний?
Она пожала
— Скоро узнаешь. Встречи с собаководами всё равно не избежать.
— Ничего себе… Ты сказала «убирают»? Это означает то, что я думаю?
— Не знаю, чем ты думаешь, но тех, кого они убрали, больше никто не видел. По крайней мере здесь.
— Так зачем ты меня сюда притащила? Чтобы меня того… подчистили?
— Ты кое-что упустил. Ты сам сюда притащился, мы тебя не звали. И других тоже.
— Ну так к чему лишняя болтовня? — Ему и в самом деле надоело до тошноты. — Сдай меня этим вашим наемникам и гуляй.
— Я впустила тебя не для этого.
— Наконец-то. А для чего?
— Папа решил, что так надо.
— Чей папа? Твой?
— Ну не твой же.
А между тем у него на мгновение промелькнуло нехорошее подозрение, что за этим проектом действительно может стоять его богатый и почти всесильный папа. Вот уж кто проучил бы блудного сыночка по полной программе…
— Он у тебя тоже собаковод?
— А как насчет бесплатной пластической операции? — Ведьма показала ему надетые на кончики пальцев стальные коготки.
Теперь уже Каплин пожал плечами. Несколько царапин на лице вряд ли сильно ухудшили бы его положение. Больше всего хотелось послать синеглазку подальше и рухнуть на топчан. Так ведь не оставит в покое — ее папа решил, что так надо. Не зная здешних раскладов, Каплин уповал лишь на то, что пресловутый папа хотя бы не окажется садистом с комплексом Моисея.
Он опустил голову на руки. Внутри был горячий липкий туман, из которого появлялись и в котором исчезали образы услышанного. В частности, собаководы представлялись ему кем-то вроде собаколовов, разъезжающих на фургоне с зарешеченной задней дверью. Только отлавливают они не собак, а лишних. Она сказала — «мертвый собаковод»? Что ж, по крайней мере, они тоже умирают.
— Его убили? — спросил он, вдруг наткнувшись в тумане на «нужное» слово.
— Собаковода? Да, его убили.
— Кто?
— Число Зверя.
Он поднял голову и всмотрелся в ее лицо, пытаясь разглядеть на нем проблески иезуитского юмора.
— Да, число зверя — оно такое…
— Я бы на твоем месте придержала язык. Число Зверя — это не аллегория и не библейская сказочка.
— А что же тогда, черт возьми?
— Обозначение. Как «икс» или «игрек» в математике.
— Обозначение чего?
— Того, что приходит из Нижнего Города. Или из самого Ядра. Точно никто не знает.
— Даже твой папа?
Когти лязгнули в опасной близости от его носа, но он даже не дернулся — не до того было.
— Нет, ты явно нарываешься.
— А что мне еще делать? Сама-то ты кто?
— Не важно, кто я. Важно, чего я хочу.
— И чего же ты хочешь?
— Чтобы чужие убрались из города. Тогда наша жизнь станет такой, как прежде… Может быть.
— Вот оно что. И чем мы вам мешаем?
— А тебе мешали бы ночные кошмары, особенно если бы они продолжались и днем?
— Значит, я — один из твоих кошмаров? Мне кажется, всё обстоит как раз наоборот.