Плоды свободы

Астахова Людмила Викторовна

– А? – заполошно моргнув, жалобно пискнула эрна, будто и не эрна вовсе, а обычная баба, перепуганная до самых печенок.

– Да очнись же ты! Эрна, мать твою! К штурвалу иди, змей тебя отдери!

– Сэйган?

О, вот и ожила, вот и заморгала, вот и вцепилась так, что у Кэйррона кости затрещали. Совсем же другое дело! Не без труда вырвавшись из этих крабьих объятий, ир-Сэйган и сам встал, и капитаншу свою поднять умудрился. И к штурвалу ее поставил.

– Вы уж извиняйте, ваша милость, а не извините, так потом хоть вешайте, но у нас тут бой с Живоглотом, а вы в обмороки падать изволите. Не порядок! Коли уж взялись управлять, так управляйте, а нет, так я сам к рулю встану, – сурово отчитал эрну Кэдвен денщик. – А коли мутит вас, так только

скажите, я снова отхлещу по щекам-то.

– Нет… – выдавила она и, потрогав свою голову, подозрительно уставилась на ладонь. Видать, лоб рассадила где-то, потому как кровил у ней лоб, аккурат под волосами, будто кто-то скальп ей снимал. Но за штурвал ухватилась крепко, видать, отлегло у нее. – Иди к пушке, Сэйган. Я у тебя в долгу. Глянь только, как там мой Джэйфф. Должно быть, и его Живоглот достал, как и меня, а то и похуже.

– Оно и понятно, что Живоглот, – успокоился Кэйррон. – Ничо, щаз мы его тоже достать попробуем.

Пообещать-то легко, сложнее сделать. Да и шурианского стрелка в чувство оплеухами приводить как-то боязно. Змей его знает, змея этого, а ну как кинется? Потому трогать лишний раз притихшего Элира Сэйган не стал. Сам оклемается, чай, не баба ведь. А пошел сержант прямиком к пушке, тем паче, что и пока виляли они по реке, умудрились почти до Херевардова расположения доковылять. А теперь-то, когда «Скорый» ровненько пошел, так и вовсе уже на дальность выстрела вышли. Только вот куда стрелять?

Посетовав, что в артиллерии он не дока, да и наводчика нету, Сэйган зарядил орудие и, кряхтя, стал поворачивать его на ветлюге, выбирая, куда ж пальнуть. Впрочем, а чего тут выбирать? Здоровенный шатер на холме только слепой проглядел бы.

– Ну, помогайте мне, Локка, мать Морайг и Глэнна, да и ты, Алая, не оставь, – сплюнул на счастье Сэйган и поднес фитиль к запалу.

Крохотная, чуть ли не в музее добытая старушка-трехфунтовка тявкнула огнем, будто дворовая псина из породы мелких пустолаек. В канонаде синтафских тяжелых орудий, методично обстреливающих Дэйнл, выстрела с парохода никто, казалось, и не заметил, как не замечают брехливую шавку сцепившиеся волкодавы. Или?..

– Чо-т мимо шмальнул-то, волчина, – буркнул Фарг, вовсю шуруя банником. – Им наша пушчонка – как дробина кабану. Да и ты, видать, косишь.

– Ничо! – Кэйррон уже тащил следующий заряд. – Ща пристреляемся! Эх, наводчика бы!

– Выше бери и правее, – прошелестел очухавшийся шуриа, подползая к орудию.

– О! Оклемался! – ролфи радостно сверкнул зубищами и подправил ствол. – Ну-ка, нашамань-ка нам удачи… Пошла, родимая!

Ба-бах!

Самоучки-артиллеристы хоть уши догадались прикрыть. Но не все. Сэйган вот позабыл и теперь, разевая рот, пытался понять – оглох он уже или только кажется? А то ведь не слышно, что там товарищи кричат и чего руками машут.

– А? Чо?

Отчаявшись докричаться до оглушенного парня, Фарг просто взял Сэйгана за плечи и развернул в сторону берега. А там… Сержант прищурился, пытаясь разглядеть, удалось ли на этот раз хоть в кого-то попасть. Мгновение ничего не происходило, а затем на холме, где дразнил своей неприступной наглостью шатер Живоглота, расцвел огненно-рыжий фонтан взрыва.

И видит Локка, это было самое прекрасное зрелище в мире.

Грэйн

Дэйнл ликовал. В общем-то, сие неудивительно, тем более, что и повод неплохой. Конечно, войска обезглавленного Синтафа особенно далеко не отступили, но в окончательном их разгроме теперь не сомневался никто. Даже природа праздновала падение Предвечного, радуя людей прекратившимся дождем и легким морозцем. Еще от силы сутки – и прихваченная холодом измученная земля вновь станет надежной твердью для ног, копыт и колес, а значит, армия Файриста, соединившись с янамарскими добровольцами, пойдет вперед, чтобы вышвырнуть синтафцев из пределов графства. Или республики. Да какая эрне Кэдвен разница, в общем-то? Сами разберутся теперь, кто кому сын, граф и председатель. Чтоб их всех!

Ролфийка

потянулась за новой бутылкой и неловким движением смахнула на пол парочку уже пустых. Помянув когти Локки, Грэйн поерзала на стуле, но снимать со стола ноги было лень, а еще ленивей – нагибаться и убирать осколки, поэтому пусть их… пусть их всех! Падение Живоглота эрна праздновала в одиночестве, запершись в комнате на втором этаже гостиницы. Запаслась вином, прихватив дюжину бутылок и пяток сигар, подперла дверь комодом и засела пьянствовать. Видеть никого не хотелось, даже Джойн. Даже Джэйффа. Тем более, когти Локки, Джэйффа! Во всяком случае, пока скэйн еще не вываливается из руки. И не то, чтобы эрна Кэдвен так уж сильно впечатлилась колдовством ныне покойного – или что там с ним в итоге сталось! – Хереварда, тут другая причина крылась. Обидно было эрне Кэдвен и грустно. Да-да, именно так. Потому как еще ни разу в жизни эрна Кэдвен не чувствовала так остро собственную бесполезность.

Воительница! Локкина дева, ха! Курям на смех. Нет, ну где в этом мире заблудилась справедливость, если величайшую битву от начала времен эрна Кэдвен попросту пропустила?! Поддалась поганому колдовству Живоглота, в магическом дурмане чуть не перевернула пароход, а пока все благородные люди под четырьмя лунами сражались с эсмондским чудовищем, Грэйн эрна Кэдвен шурий потрошила! И ладно бы удачно, так ведь даже в мире чар умудрилась лишиться скальпа! Ну, почти. Ляжки Глэнны! И список «подвигов» мог ведь и продолжиться, если бы Сэйган не привел свою командиршу в чувство парой добрых ролфийских оплеух. Вот кто настоящий герой дня. Скромный сержант оказался покрепче остальных, древних, благородных и прославленных, и пока они, поддавшись вражьей ворожбе, вцеплялись друг дружке в глотки, взял да и накрыл палатку Хереварда залпом, сперва одним, а потом еще парочкой, для верности. Шарахнуло так, что, должно быть, на Шанте слышали, а уж зарево поднялось в полнеба. Одни боги теперь ведают, что там в кубле у эсмондов так сдетонировало, но макушку холма просто срезало, словно гигантской косой, а ударная волна опрокинула навзничь всех, кто был в радиусе пятисот шагов от эпицентра. И ошметками забрызгало.

Вздрогнув, Грэйн поспешила залить воспоминания еще несколькими большими глотками янамарского вина. Компот какой-то, а не выпивка! Пьешь ее, пьешь, а не берет ничуть. Обидно!

Душевные раны ролфи издревле врачуют тремя надежными способами. Если накрыло тебя тоской так, что хоть в петлю лезь, следует пить, петь и блудить. Можно одновременно, можно последовательно. Но хмель эрну Кэдвен не брал, охрипшая на ветру глотка исторгать из себя песни отказывалась, а для блуда потребен кто-то еще, верно? Потому ролфийка предпочитала жалеть себя, несчастную и обманутую, в одиночестве. Внизу гуляли шумно и весело, там звенели бокалы, стучали кружки, палили в воздух, голосили и смеялись. А здесь, по крайней мере, запертая дверь гарантировала ей отсутствие компании.

Но всерьез рассчитывать на то, что в ее убежище никто не заползет, конечно же, было наивно. Тем паче типы, которые, обнаружив закрытую дверь, не преминут пролезть в окно.

– Прячешься? – осведомился Джэйфф, забираясь на подоконник.

– Прячусь. И страдаю, – буркнула Грэйн и, косо на него глянув, отложила скэйн, острием которого выцарапывала на столешнице неприличное слово. – Заползай, коли пришел.

– Второй этаж, вообще-то, – укорил возлюбленную шуриа. – Пока доползешь, запыхаешься.

– Ох, только не говори, что у тебя кишки скрутило, будто я их и впрямь намотала на скэйн, – хмыкнула ролфийка и, помогая себе руками, сняла наконец-то ноги со стола. – А даже если и так, то бутылка янамарского это поправит. Веришь, лично моя голова уже не болит! – и для примера ткнула себя пальцем в подсохшую рану на лбу.

– А почему тогда прячешься?

Поглядев, как ковыляет к столу потрепанный шурианский воитель, эрна Кэдвен нахмурилась и скомандовала:

– А ну-ка ложись! Зря я, что ли, отбивала единственную свободную комнату с нормальной кроватью?