Плохая мать
Шрифт:
Снова это страстное желание. Потому что когда-то у него было все ее сердце, и больше ничего не было. И он хотел вернуть его. Боже, он хотел. Он хотел, чтобы она хотела его. Он хотел, чтобы она желала его так, как он все еще желал ее. Так, как где-то в глубине души он всегда это делал. Он никогда не позволял себе полностью обдумать это, потому что, когда принял решение уехать из города перед их свадьбой много лет назад, то сделал это, зная, что оставлял ее навсегда. Она не простила бы его за то, что он бросил ее. И он сказал себе, что должен был поступить именно так, не оставив себе ни малейшего сомнения в том, что она когда-нибудь примет его
— А теперь, — тихо сказал он, — учитывая ту жизнь, которая у тебя есть, работу, которую ты выполняешь, все то, что произошло между тем днем и этим, ты хотела бы, чтобы все было по-другому? Оглядываясь назад?
Она вздохнула.
— Как я могу на это ответить? Хочешь, чтобы я сказала тебе, что ты поступил правильно? Чтобы я поблагодарила тебя за то, что ты уничтожил мое сердце?
Он провел рукой по волосам, его плечи опустились.
— Нет. Но я надеюсь, что ты сможешь найти в себе силы понять. — Простить меня за боль и потерю, которые я причинил тебе.
— А ты? — спросила она. — Ты бы взял свои слова обратно, зная то, что знаешь сейчас?
Он шумно выдохнул. Это был справедливый вопрос. Он задал ей тот же вопрос.
— Я тоже не знаю, — сказал он. — Тогда мой взгляд на мир был совсем другим. — Он был вспыльчивым, импульсивным, какими, как правило, бывают все молодые люди. Но он также сомневался в том, что ждало его в будущем, что мир мог уготовить ему. Мирабель отговорила его от попыток сделать карьеру в азартных играх, и он полагал, что любая хорошая мать поступила бы так же. Он не мог винить ее за это. Кто хотел бы отправить своего ребенка в дорогу, чтобы он пошел по пути, который зависел от такого высокого процента удачи?
Тем не менее, он верил в свой собственный дар. По крайней мере, достаточно, чтобы поставить на себя. Он просто не верил в это настолько, чтобы ставить на будущее Сиенны.
— Раньше я обдумывал это. Некоторое время играл в игру «что, если» и так и не пришел ни к каким решительным выводам, кроме того, что чертовски по тебе скучал. — Он сделал паузу, взглянув на ее профиль, а затем отвел взгляд. Отиса больше не было на воде. Он добрался до далекого берега, стряхнул перья с хвоста и делал все, что делали лебеди, пока луна ярко светила в небе. — И я пожалел… Я хотел бы найти способ получить все это, не рискуя ничем из важного.
Сиенна издала тихий вздох, в котором, как ему показалось, было больше тоски.
— Жизнь не так устроена. — Она еще раз вздохнула, посмотрев на него, и даже при тусклом освещении, а может быть, из-за этого, он был поражен ее красотой, очертаниями ее лица, этими высокими скулами, ее слегка покатым носом. Он наблюдал, как она превращалась из девочки в женщину, и считал ее красивой на каждом этапе жизни. Он понял, что влюблен в нее, одним ранним апрельским днем, когда ему было пятнадцать лет, и принял это так же естественно, как земля принимала дождь. И с такой же покорностью.
И хотя он думал, что двинулся дальше, на самом деле это так и не произошло. Это все еще была она. Всегда она.
Их взгляды встретились, и Гэвин наклонился, позволив своим губам коснуться ее губ. Он даже не понял, что сделал это, пока не услышал ее тихий вздох. У него перехватило дыхание, а она моргнула и посмотрела на него, но не отпрянула, и тогда он прижался губами к ее губам сильнее, слегка наклонив
С тихим, сдавленным вздохом она отстранилась, повернув голову и поднеся тыльную сторону ладони ко рту.
— О, Гэвин, — выдохнула она. — Это неправильно. Между нами все кончено. Между нами уже давно все кончено. — Она встала, и какое-то мгновение он продолжал сидеть, уязвленный и потерянный.
Они поговорили, да, возможно, нашли некоторое взаимопонимание. Некоторое умиротворение. Но для них ничего не изменилось. Он заставил себя подняться на ноги, и, черт возьми, его ноги немного дрожали. Он чуть не рассмеялся. Только одна женщина могла заставить его ноги дрожать, и, по-видимому, не имело значения, было ли ему семнадцать или двадцать девять.
— Пойдем. Я подвезу тебя до твоей машины, — сказал он, и она последовала за ним, хотя и сохраняла дистанцию.
Глава двадцать третья
— Сиенна, здесь кое-кто хочет тебя видеть. — Сиенна подняла глаза, кивнув Ксавье, и поставила банку кока-колы, из которой только что отхлебнула, надеясь, что доза кофеина и сахара снимет легкую головную боль, которую она чувствовала. У нее не было привычки пить газировку по утрам, но, боже, ее разум затуманен. И снова она ворочалась большую часть ночи, прокручивала в голове дело, письма, но с дополнительным беспокойством по поводу Гэвина и всего, о чем они говорили.
Не говоря уже о том поцелуе.
— Учитель естествознания из средней школы Коппер-Каньон? — спросила она Ксавье. Так и должно было быть. Он был единственным человеком, с которым она связалась, который согласился прийти в участок и ответить на несколько вопросов, касающихся их мистера Патча.
— Да. Я привел его к вашему столу. Не был уверен, что вы хотели, чтобы он оказался здесь.
Сиенна встала.
— Нет, — сказала она. Ей не нужно было смотреть на доску, чтобы напомнить себе, что это не то, к чему был бы готов любой гражданский. Не говоря уже о том факте, что это были улики, большинство из которых не представлены общественности. — Спасибо, Ксавье. Есть какие-нибудь успехи с этими ежегодными альбомами?
Он направился вместе с ней к комнате, где стояли оба их письменных стола.
— Не совсем. Я смог исключить горстку студентов мужского пола, основываясь на том факте, что они больше не живут в штате или что-то в этом роде, но я не совсем уверен, что ищу.
Сиенна вздохнула, когда они завернули за угол.
— Мы тоже, — сказала она. — Продолжай отсеивать учеников и дай мне знать, если что-нибудь кто-то вызовет у тебя особое подозрение.
Он ухмыльнулся, отворачиваясь от нее к своему столу.