Плохая мать

Шеридан Миа

— Четырнадцать.

Сиенна поняла. Она знала. Если они останутся и попытаются заставить Мирабель пойти с ними, то все умрут. Мирабель сделала свой выбор. Она снова встала между своими сыновьями, и на этот раз выбрала Дэнни, потому что в первый раз она этого не сделала.

Дыхание Гэвина коснулось ее щеки. Сиенна больше не могла слышать обратный отсчет из этой внутренней, закрытой части здания, но она мысленно произнесла цифры.

— Тринадцать.

Гэвин пробежал через комнату, на осмотр которой у них не было времени, ту, в которой хранились ключи к адресу Мирабель. Комната, которая, если

бы они нашли время разобраться в ней, стала бы их могилой, все они были бы погребены под обломками, как и планировал мастер игры.

— Двенадцать.

Гэвин ворвался во вторую дверь, направляясь к внешней, через которую он вошел. Что он собирался делать? Сорвать сигнализацию со стены? Тогда они никогда не выберутся. Использовать таран? У них не было времени. Ее разум затуманился, боль прокатилась по ней красной волной.

— Одиннадцать.

Дэнни назвал ей цифры. Какие именно? Двадцать три, сказал он. Семьдесят четыре.

Вайолет Уитни Хастингс.

Мама.

Все это слышалось отдаленно, всплывая в ее сознании и исчезая из него.

— Десять.

Гэвин бегал от одной двери в другую, вбежал в комнату, которая когда-то была кухней, поднял ногу и пнул шкаф, который они поставили перед дверью.

— Таблица Менделеева, — пробормотала она. Он использовал имя своей матери… Код ко всему этому. Окончательный ответ. Мир сжимался по краям. Ей было так холодно, так невероятно холодно. Ее челюсть не хотела двигаться. Фиолетовый… V… атомный номер двадцать три. Это было верно, не так ли? Она думала, что это было мгновение назад. Она отчаянно пыталась вызвать в памяти картинку того стола, который так усердно изучала, но ее разум отказывался сотрудничать. Так холодно. Это больно. Боже, как больно. Уитни… Она не могла вспомнить, что это означало, и был ли его атомный номер семьдесят четыре.

— Девять.

Дыхание Гэвина вырывалось резкими выдохами, когда они бежали через кухню, топот его ног заставлял ее ногу подпрыгивать и пульсировать от ужасной боли. Но он должен был. Быстрее. Быстрее.

— Инициалы соответствуют числам из периодической таблицы Менделеева, — невнятно произнесла она. — Вайолет. Двадцать три. Уитни. Семьдесят четыре. — Он выбежал на высокое открытое пространство, через которое вошел, то самое, где Дэнни заставил их поиграть в извращенную версию пряток, когда стрелял в них оттуда, где, как теперь смутно видела Сиенна, был открытый второй этаж, и Гэвин бросился к двери.

— Восемь.

Вайолет Уитни Хастингс. Х… Хастингс… водород.

— Я думаю, это первый, на самом верху, — выдавила она, когда он резко затормозил у двери, панель замигала. Его дыхание стало прерывистым. — Двадцать три, семьдесят четыре, — повторил он. — Какие две последние цифры, Си? — В его голосе звучало отчаяние, паника, и она знала, что должна быть такой же, но вместо этого она плыла… дрейфовала. Сколько крови я потеряла? Водород был в верхней части таблицы. Самый первый. Она прищурилась, пытаясь вспомнить то, что сохранилось в ее сознании. Пожалуйста.

— Семь.

Или водород был на другой стороне?

— Си, — практически прокричал он. — Си! — она была нужна ему. Гэвин нуждался в ней. Нет, нет, другая сторона — это Он. Гелий. Водород номер один.

— Один, — выдавила она. Так и должно быть.

Он шумно выдохнул. Она почувствовала запах его пота. Его страха. Она увидела, как он заблестел у него на лбу.

— Один, — повторил он. — Два, три, семь, четыре… Ноль, один, потому что это шесть цифр, Си.

Она не ответила. Она не могла пошевелить языком.

— Шесть.

Он поднял руку. Она дрожала. Гэвин боялся, так боялся, и хотя ее сердце билось так медленно, очень медленно, если бы это были ее последние минуты, каждая из них была бы для него. Я люблю тебя.

Со сдавленным звуком и свистом дыхания он набрал шесть цифр. Один шанс. Один шанс. Это было все, что у них было.

Сигнализация издала длинный звуковой сигнал, и красная лампочка погасла, когда дверь со щелчком открылась. Гэвин коротко вскрикнул, толкнул плечом дверь и выскочил в ночь, крепко сжав Сиенну в объятиях.

— Пять.

Он побежал, его ноги стучали по бетону, сладкий ночной воздух ударил Сиенне в лицо, когда она почувствовала, как он бросился всем телом вперед, сжимая ее так крепко, что стало больно, и она тихонько вскрикнула, когда мир померк.

Глава тридцать восьмая

Вайолет сошла с эскалатора и направилась к Дэнни. Ее сын. Его глаза, левый из которых уже начал опухать, открылись. Он моргнул и посмотрел на нее, и, хотя его лицо было в крови, черты искажены из-за ран, она увидела недоверие… затем удивление… облегчение. Это был голый и неприкрытый взгляд, который он мог бы бросить на нее, если бы в тот день шкаф открыла она, а не дьявол. Она преодолела последние ступеньки и опустилась на пол рядом с ним.

— Я здесь, — сказала она.

— Четыре, — раздался голос из мегафона снаружи.

Беги, Гэвин, беги!

Дэнни привалился к ней, и она обняла его, положив его голову к себе на колени и поглаживая по волосам. Мягким. Он был таким же мягким, каким она его помнила.

Гэвин и Сиенна справятся. Она знала, что они справятся.

Она бы не бросила Дэнни, не в этот раз.

— Три.

— Мама, — прошептал Дэннни и повернулся к ней, как ребенок, сжимая в кулаке подол ее рубашки и зарываясь лицом ей в живот.

Вайолет укачивала его. Он был ее Дэнни. Кем бы он ни был, кем бы ему ни пришлось стать, он умрет как ее мальчик. В объятиях своей матери, в объятиях, из которых его вырвали задолго до того, как он был готов.

— Два.

Он повернулся к ней ближе, и она почувствовала, как влага от его слез пропитала ее рубашку. Она крепко обняла его, тихо напевая, и укачивала, как укачивала Гэвина в тот давний день, когда они сидели в шкафу, прячась вместе.

Она наклонилась вперед, прижав его тело к своему и защищая его.